Пути Предназначения

— Никак. Бухгалтерия пусть считает, — зло ответил Бриайд.

Слепая лишь улыбнулась.

— Да, сударь, конечно. Идёмте в дом.

Злата провела его в кухню, налила кружку молока, подала булки домашней выпечки.

— Перекусите немножко. Перед баней нельзя наедаться, но и на голодный желудок идти нельзя.

— Баней?

— Да. Вы ведь никогда ещё не были в настоящей русийской бане? Вам понравится, вот увидите.

— Но, почтенная, — смутился Бриайд, — зачем столько хлопот?

— Вы гость. И гость хороший.

— Не уверен, — пробормотал Бриайд. Слепая услышала, улыбнулась.

Бриайд невольно улыбнулся в ответ, настолько приветливой была её улыбка.

— Вы очень красивая, — сказал Бриайд. — Гораздо красивее любой из звёзд стерео.

Злата пожала плечами.

— Спасибо, сударь, но я давно ни одну из них не видела, и потому не могу по достоинству оценить ваш комплимент. Так что не тратьте зря силы. Попробуйте лучше булку. — Злата положила в расписную глиняную чашечку варенье, поставила перед Бриайдом.

— Вы так уверенно всё делаете, — в который раз поразился он. — Я никогда не поверил бы, что вы… ну…

— Что я слепа. Да, сударь, я действительно слепая, но во дворе и в доме каждая вещь стоит только на своём, строго определённом месте, поэтому мне нет нужды искать её на ощупь.

— Да, — поспешно ответил Бриайд, смущённо опустил голову, отвернулся.

Все слепые, которых он встречал до сих пор, носили тёмные очки. И правильно делали. Оказалось, что глаза незрячих совсем не похожи на тусклое мутное стекло, как думали в Плимейре. Жизни в их глазах побольше, чем у любого зрячего. Создавалось впечатление, что эти люди не слепы, наоборот, они видят нечто невыразимо прекрасное, недоступное примитивному взору простых смертных, и потому не считают нужным замечать презренную обыденность. Когда же их глаза обращались на собеседника, то казалось, что слепые, не размениваясь на такие мелочи, как внешность и одежда, смотрят прямо в душу.

— Поешьте, — сказала Злата. — На голодный желудок мыться нельзя, голова закружится. Дверь в предбанник вон там, за шкафом.

Злата вышла. Бриайд торопливо прожевал булку, запил молоком. Сполоснул кружку, поставил на сушилку.

Взялся за ручку двери в предбанник и замер на полудвижении, услышав разговор.

— Почему «нет»? — спросил Авдей. — По-твоему, я настолько бестолковый, что не справлюсь даже с таким пустяком как текстовый редактор и принтер для газетной бумаги?

— Не говори ерунды! — ответил Михаил. — Бестолковым я тебя никогда не называл.

— Тогда почему говоришь «нет»? Ведь я хочу помочь тебе.

— Помогают дрова рубить и в сарае убирать. А в политический борьбе точно так же как и в спортивной — помощников нет, каждый сам сражается.

— Но ведь есть и групповые состязания, — сказал Авдей. — В одиночку такие не выиграть. Только командой.

— Политика не футбол, — ответил Михаил. — Не игра. Тем более, если речь идёт о политике нелегальной партии. Сюда приходят только те, кто до конца верит в своё дело, кто предаётся ему всецело — и разумом, и чувством. Только такие люди могут стать политической командой. Ты же центристам не верил никогда.

— Я верю вам! Папа, центристы — самая толковая из тех бенолийских реформаторских партий, которые есть сейчас, хотя и не то, что действительно нужно стране. Однако лучше центристы, чем совсем ничего! Пусть я никогда и не разделю ваш путь, но я хочу помочь вам в тех делах, которые считаю полезными.

— Нет, Авдей. Если ты считаешь, что нашёл путь лучше и правильнее центристского, создавай собственную партию.

— Как будто их без того мало!

— Мало ни мало, а по-людски жизнь прожить можно, только если идёшь собственной дорогой. На чужом пути вмиг оскотинишься. Нужен только свой. Сам ты себе этот путь создаёшь, или воспользуешься уже готовым, разница невелика. Главное, чтобы путь в каждой пяди был твоим и только твоим. Подберутся попутчики — хорошо. Нет — иди один. Но сам, без поводырей и указателей. Иначе в тебе ничего людского не останется.

— При чём тут это, папа? Я ведь не о выборе жизненного пути говорю! Я просто хочу тебе помочь.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Михаил. — Ты хороший сын. Но смешивать личное и профессиональное нельзя. Если ты вступаешь в центристскую партию, то мы становимся не отцом и сыном, а командиром и подчинённым. И ты не помогать мне будешь, а приказы выполнять. И дома о работе ни слова! Партийные дела отдельно, домашние — отдельно. Иначе провалим всё, что только можно провалить.

— Я понимаю… Ты прав, но ведь я не прошу доступа к паролям и явкам. Я буду просто работать, только листовки печатать — и всё. Мне незачем видеть лица тех, кто будет их забирать. В случае ареста я никого не выдам, даже если не выдержу допроса. Ведь я ничего не буду знать… Зато смогу делать пусть и самое простое, но полезное дело. А тебе не надо будет тратить дефицитные людские ресурсы на такую примитивную, чисто технарскую обязанность, как печать. Для настоящего дела у тебя освободится как минимум один боец.

— Нет, Авдей. Не знаю, как у других, а у центристов не настоящих дел нет и не будет. Так что и заниматься ими должны люди не посторонние.