Пути неисповедимых

Когда я в очередной раз ткнула рукой в потолок, надеясь попасть в люк, совсем рядом что-то заскрежетало и закрылось… это означало, что мы опоздали. Люк закрылся, и нам больше некуда выплывать. Хотя это было очевидно, я все же решила удостовериться и осторожно дотронулась до места, откуда шли вибрации. Кое-как различив створки закрытого люка, я почувствовала, как погибает последняя надежда.

Агрибальд, которого я пыталась удержать, уже не двигался. Видимо, бедный старик инстинктивно вдохнул воды, захлебнулся и потерял сознание.

Мне ничего не оставалось, как успокоиться и ждать, пока воздух в легких не кончится, тогда я перестану чувствовать это неприятное жжение в груди, и вообще уже ничего не будет важно…

Мысли о скором конце вызывали скорее досаду, чем страх. Ведь у кого-то перед смертью перед глазами пролетает вся жизнь, от детства до как минимум зрелости, а у меня вся жизнь – несколько месяцев непрерывной беготни от монстров. Но, с другой стороны… Как там говорила Риита, моя мать? Я все попробовала, всему научилась, жалеть мне не о чем… хотя я, в отличие от нее, ничего после себя не оставила… Нет, все же жаль, что все это так и кончится.

В последние мгновения перед тем, как лишиться чувств, я ощутила, как ноги коснулись пола, а в лицо ударило тепло. Я инстинктивно вдохнула и тут же закашлялась, захлебнувшись… но кашлять было легко, совсем не как раньше.

Уже где-то на уровне подсознания я поняла, что могу дышать. Я изо всех сил уцепилась за эту мысль и пыталась не упасть в забытье раньше, чем смогу нормально вздохнуть. Борьба между слабостью и желанием выжить длилась бесконечно долго, я заставляла себя дышать, хотя едва могла сделать и полвдоха за раз из-за накопившейся в легких воды. Глаза открыть уже не получалось, мир состоял из цветных пятен.

Наверное, я все же потеряла сознание, потому что борьба на какое-то время прекратилась, а затишье кончилось болью в ребрах и ощущением того, как дыхание со спиртным душком ворвалось в мою глотку.

Реакция легких не заставила себя долго ждать, вода из них хлынула наружу, обжигая полость рта солью. Я согнулась на полу, как в приступе рвоты.

Очухавшись, я осмотрелась вокруг помутневшим взглядом и кое-как разобрала что-то из шумов внешнего мира.

– … Живая? Дышишь?… – вроде бы, голос Арланда. Но откуда он здесь взялся? Видимо, это бред перед смертью.

Поняв, что я просто-напросто умираю и ничего больше делать не надо, я со спокойной душой ушла в зовущий мрак.

– Апостол Петр, ты ли это?… – прошептала я.

Мне послышались голоса, но я ничего не разобрала, потому решила, что говорит никто иной, как привратник рая.

Когда я открыла глаза, передо мной предстал размытый, но все равно прекрасный лик ангела, окруженный ярким светом.

– Ага, – кивнул он. Его голос прогудел в моей голове горном.

– А почему я попала в христианский рай, если умерла в другом мире? – спрашиваю у него, часто моргая и пытаясь разогнать пелену перед глазами.

– Потому что душа всегда найдет путь в свой истинный дом, – прогудел голос.

Постепенно лик ангела начал проясняться. Он показался мне знакомым.

– Какого?…

– Ругаешься при ангелах? – апостол Петр изогнул свою черную бровь.

– Арланд!?

После того, как я узнала в апостоле до тошноты надоевшего инквизитора пробуждение пошло быстрее. Я разглядела вокруг стены каюты и поняла, что свет за святым ликом действительно был – Арланд пытался лечить меня способностью клирика.

Чувства постепенно возвращались, а вместе с ними и дрожь от переохлаждения.

«Я еще жива», – проплыла в голове удивительная мысль. Эта новость обрадовала и лишила последних сил одновременно.

С трудом перевернувшись в кровати, которой не чувствовала онемевшая кожа, я с ненавистью посмотрела на согнувшегося в безудержном смехе инквизитора.

– Апостол Петр, черт возьми!… – хохотал он.

– Я подумала, что мертва, и в этом нет ничего смешного, Арланд, – тихо сказала я, не слишком надеясь, что это демонье меня услышит.

– В самом деле нет ничего смешного!? Что ж, теперь ты знаешь, каково было мне…

– Что произошло? Я помню только как потеряла сознание, – я почувствовала, как горло слабеет и говорить становится трудно. Меня вновь пробила сильная дрожь и я свернулась клубком.

– Я принес тебя в каюту примерно полчаса назад, но ты по-прежнему вся синяя.

Осмотрев себя, я тут же поняла, почему я не согрелась за эти полчаса. Меня разобрала такая злость на Арланда, что, если бы не слабость, я бы ударила его.

– Естественно мне будет холодно… я же лежу в насквозь мокрой одежде, под мокрым одеялом, на хлюпающем матрасе! Каким придурком надо быть, чтобы не снять с меня ледяную одежду!?

– Я подумал, что тебе не понравится, если я увижу тебя без одежды, – проговорил Арланд, уже понимая, какое это тупое оправдание.

– Хочешь, чтобы у меня случилось воспаление легких!?

– А что, от переохлаждения бывает воспаление легких? – он прикинулся идиотом.

– Да ты в своем уме вообще!?… Дай мне сухую одежду!

– Иди сама возьми, – пожал он плечами и отошел от кровати, сел у окна и стал смотреть на море.