Пути неисповедимых

– И не подумаю успокаиваться!!! – еще больше взбесился колдун, резко вскакивая из-за стола и наклоняясь через столешницу к серафиму. – Я твоими стараниями почти двенадцать лет жрал один овес и сено!!! Ты когда-нибудь пробовал эту дрянь!? А когда в еду заползают тараканы и мыши!? Ты хоть раз пил тухлую воду просто потому, что какой-то пьяница забывает ее поменять!? Изнемогал от жажды, не в силах даже выйти из тюрьмы два на два метра, называемую стойлом!? Знаешь, каково это, задыхаться от вони собственного дерьма, потому что о тебе забыли!? Когда в шерсти блохи!? Ты знаешь, что такое таскать на спине вонючие задницы жирдяев, которые о шерсть еще и измазанные в соплях руки вытирают!? Ты можешь себе представить, что с моими боками после шпор особо нетерпеливых!?

Люциус резким нервным движением поднял рубашку, чуть ее не порвав… на животе, вдоль ребер, шли ужасные шрамы от некогда бывших там рваных ран.

– Ты продал меня живодеру, который чуть не лишил меня ног из прихоти!… Ты! Ты! Ты!!!

У Люциуса началась истерика, он орал, как ненормальный, топал ногами, бил кулаками о столешницу, чуть не разбил тарелку об стену…

Мы все были так ошарашены его поведением, что поначалу даже не поняли, что нужно делать: каждый отстранился подальше от взбесившегося мужика.

– Если бы эта черномазая шлюха не велела одному из своих дружков украсть меня, я был бы уже мертв!!!

– Эй! – возмущенно смотрю на Люциуса. – Хватит!

– Не хватит!!! – завизжал он, брызжа слюной. – Я мечтал высказать все это ему в морду двенадцать лет!!! – указал на серафима, который с интересом наблюдал за представлением. – А к тебе, – посмотрел на меня. – К тебе у меня личные счеты!!!

– Я, вообще-то, в тебе души не чаяла, скотина неблагодарная! Яблоки тебе таскала, чистила твою шкуру до мозолей на пальцах, выгуливала… я тебя от мясника спасла!

– Ты продавливала мне спину, втыкала в бока шпоры, рвала щеки уздой так же, как и другие!… – не совсем уверенно крикнул Люциус, а потом повернулся обратно к Рэмолу. – Тебе, крылатая гнида, все равно ничего не будет, так дай я утолю свою ненависть и вырву твое сердце!!!…

С этими словами он схватил столовый нож и метнул его в серафима.

Мы с Дейком замерли, понимая, что за миг ничего сделать не успеем… но нож, летящий точно в грудь Рэми, вдруг врезался в не пойми откуда взявшееся в воздухе красное яблоко и, застряв в нем, упал на стол.

– Успокойся, Люциус, – спокойно сказал Рэм, собрав за спиной распущенные до этого крылья. – Я знаю, что тебе было нелегко. Этого я и добивался: чтобы ты понял, что и на тебя найдется управа. И, повторяю, в твоих же интересах вести себя прилично в моем доме, иначе в следующий раз я превращу тебя в козла… Хочешь быть козлом?

Удивительно, но после этих слов Люциус резко присмирел. Зверское выражение лица сменилось на нормальное, лишь бровь по-прежнему были нахмурены.

– Сам ты козел, – выпалил он и сел на свое место, схватив нож за ручку и принявшись жадно есть яблоко прямо с лезвия. Яблоки он всегда любил.

Вскоре на кухню вернулся Истэка. Все уже расселись по местам (пришлось принести еще одну лавку, чтобы все поместились), только Леопольда и Раф по-прежнему не было. Искать их отправили почему-то меня.

Парочка обнаружилась в гостиной.

– … Так ты еще и граф? – Раф сидела на диване, непринужденно облокотившись на подушку, и восхищенно улыбалась, глядя на Леопольда, который сидел рядом и был красный, как вареный рак.

Оборотень не знал, куда деть глаза от отчаянно флиртующей девицы, потому сидел, чуть ли не повернувшись к ней спиной.

– Нет, я рожден вне брака, так что никакой я не граф… – пробормотал он. – Вот мой отец он граф, да…

– Бедняжка, наверное тебе несладко жилось с мыслью, что ты внебрачный ребенок!… – жалостливо вздохнула Раф, сочувствующе взяв Леопольда за руку. Оборотень от такого аж подпрыгнул, затем вырвал свою руку из цепких пальцев девушки и отлетел на другой край дивана, подальше от нее.

– Вовсе нет! – воскликнул он, а потом невнятно залепетал. – Несладко мне жилось лишь по той причине, что первое время я не мог воровать с кухни тяжелые мешки сахара и тащить их по подземельям к своей кухне, чтобы готовить сладости… но я воровал пирожные, так что мне было вполне даже сладко…

– Так тебе приходилось красть от голода? – изумилась она высоким участливым голосом.

– Гхм, – вежливо кашляю, прерывая их задушевную беседу. – Может, пойдете есть? Только вас и ждем!

– Да! – закивал Леопольд и пулей вылетел из комнаты.

Раф встала и с достоинством подошла ко мне.

– Он смешной такой, – шепнула она, улыбнувшись. – И красивый…

Когда, наконец, все собрались на кухне, начался ужин.

Я едва успела отхватить себе кусок запеканки и плошку салата, так как оголодавшие мужчины, не стесняясь бить противников по рукам ложками, расхватали все в мгновение ока. Истэке, который в это время открывал вино, в итоге только ради приличия оставили небольшой кусочек запеканки и пару листиков салата, что ужасно огорчило ученого.