Пути неисповедимых

Нельзя сказать, что после смерти Арланда я полюбил его больше или вдруг возникла какая-то симпатия. Скорее я просто понял, что ненавижу его не до такой степени, что хочу видеть мертвым… покусанным, с синяком под глазом и запуганным, возможно, но точно не мертвым.

Если бы труп, чье лицо я забрасывал землей в последнюю очередь, вдруг мигнул бы мне, а потом обозвал бы слепым идиотом, который не смог отличить живого от мертвого, я бы с радостью выкопал его обратно, обнял, расцеловал бы и попытался бы исправить наши отношения… в надежде на это я даже специально всматривался в мертвое лицо. Но, как и следовало ожидать, так ничего и не заметил.

Когда могила была полностью закопана, я отправился глубже в лес, надеясь найти немного цветов. Так ничего и не найдя, я вернулся обратно и только тогда, когда взглянул на полосу взрытой земли длинной в человеческий рост, окончательно понял, что случилось и почему.

Не то что бы я раньше этого не понимал, скорее просто не чувствовал, смотрел на это так, как будто все было не со мной и я сам был не я. Теперь же шок прошел, и мне стало невыносимо горько, почти до физической боли в груди. Оттуда что-то оторвали, стало пусто. И этой пустоты было не заполнить, ушедшего было не вернуть, даже если поймать вора.

Я никогда не понимал, почему мужчинам нельзя плакать, потому я даже не попытался сдержать слезы и разрыдался, как ребенок, сидя возле могилы.

Когда я, изможденный телом и душой, вернулся в домик ведьмы, мне подали ужин. Хотя я и набегался за день, еда в меня не лезла.

Бэйр тоже ничего не ела. Она заметила, что тело Арланда исчезло, и впала в какую-то апатию: она ни с кем не разговаривала и ни на кого не смотрела, вскоре молча ушла в другую комнату, где мы потом обнаружили ее спящей с заплаканным лицом и в обнимку с изодранной, испачканной в некоторых местах кровью рясой.

Риита велела мне перенести Бэйр с кровати на широкую лавку возле печи на кухне, а самому лечь рядом. Сама же ведьма ночью куда-то ушла, запретив занимать свою кровать.

Перенеся Бэйр на лавку, я улегся рядом, обняв подругу и почти полностью закрыв ее собой. В эту жуткую ночь мне не хотелось оставаться одному и ее оставлять в одиночестве.

Наутро Риита уже вернулась и приготовила нам завтрак. Бэйр немного поела, но по-прежнему не разговаривала и выглядела нездоровой. После завтрака ее мать вручила мне большой топор и велела нарубить дров. Поначалу я возмутился, но спорить с ведьмой было бесполезно, ее «За что я тебя кормлю!?» стало железным аргументом в этом, а потом и в других поручениях, по которым она гоняла меня весь день.

Тяжелый физический труд при моих силах не был слишком утомительным, но такое количество работы быстро меня проняло. Когда мышцы гудели от натуги, руки переставали слушаться, а вся моя длинная коса насквозь пропиталась потом, текущем со спины, мне было не до того, чтобы думать о чем-то, вслушиваться в свои чувства и разбираться в горе.

Как я понял, когда вернулся с работ, Бэйр тоже не сидела без дела. Она вместе с матерью сначала собирала какие-то травы и подготавливала их к сушке, потом заготавливала на зиму коренья и кое-какие ягоды, убирала дом, готовила еду, еще Риита не давала ей опомниться тем, что уматывала какими-то важными ведьмовскими разговорами.

За ужином Бэйр ни разу на меня не посмотрела, если она и говорила, то только с матерью, и то немного. Спать она легла опять в обнимку с рясой, которую никто не успел убрать, и перед сном опять горько и долго плакала. Я ушел от нее спать зверем на улицу: я знал, что скорее сам расплачусь, чем смогу успокоить ее.

Без Арланда нам стало все равно, куда ехать, и мы, наверное, останемся в лесной избушке на зиму. Ни я, ни Бэйр об этом не говорили, но, как я понял, именно таков был новый план.

На второй день Риита послала меня в ближайшую деревню — в семи часах полета, и велела основательно закупиться продуктами. Деньги мне были выданы огромные, а вместе с ними небольшая сумка, которая, как оказалось, бела бездонной, то есть сколько не клади, в весе и размере она не прибавит. Став орлом, я без особого труда смог унести все это.

Полет в деревню и обратно занял весь день, вернулся я поздней ночью, когда Бэйр уже спала. Риита, ждавшая меня, быстро разобрала сумку в своем погребе, а потом с неожиданной заботой усадила меня за стол, подала мне ужин, стала поить травяным отваром и при этом с интересом беседовать со мной, хотя раньше даже не пыталась быть со мной дружелюбной.

Она расспрашивала меня о моей судьбе, жизни, умениях… со мной еще никто так не разговаривал, как она. Казалось, ей была интересна каждая мелочь, ко всем моим словам и переживаниям Риита относилась очень серьезно. От такого неожиданного внимания я пришел в настоящий восторг и потому быстро выложил ей все, что она хотела знать. Но, самое главное, это был не допрос с пристрастием, а именно разговор: она и о себе тоже очень много рассказала.