Читаем Пути, которые мы избираем полностью

Мы не станем описывать, с каким усердием ассистент бродил по складам и магазинам в поисках приборов для будущей лаборатории, как эти старания были отмечены местным комитетом профессионального союза почетной грамотой и избранием Рогова в местком. Воздадим должное трудолюбию молодого ученого — он успевал в то же время много учиться, чтобы «перестроиться, — как он говорил, — с педагогической линии на медицинские пути».

Лишь тот, кто знал Рогова с его взволнованным сердцем и неистребимой жаждой до всего докопаться, разведать и заглянуть в самый корень, все делать самому, своими руками, — мог представить себе его состояние, когда он привез свой плетисмограф в клинику и с бьющимся сердцем стал устанавливать его.

«Прежде чем браться за дело, — предупредил себя ассистент — повторим с вами, Александр Алексеевич, азы физиологии. Первое правило — не спешить, действовать размеренно, быть мягким и сердечным с испытуемым. Не одной лишь холодной логикой вникать в природу, а взволнованной мыслью. Избегать всяких фантазий и беспочвенных дум. Быков и виду не подаст, что не одобряет ваших рассуждений, выслушает, промолчит, а возможно, и скажет: «Я вам этого никогда не говорил; чем вы слушаете, друг мой?»

После такого наставления, столь похожего на нотацию учителя неуспевающему ученику, ассистент приступил к делу.

Прошло то время, когда Рогоз мог сразу приниматься за несколько дел, думать об одном и делать другое. Теперь его мысль, устремленная к цели, ничего постороннего не воспринимала. Надо подготовиться к работе. И он окружает себя учеными трудами, новыми и старыми диссертациями, известными и неизвестными сочинениями и месяцами штудирует их. Книг у него много. Высокие полки, заставленные ими, тяжелой тенью громоздятся в тесных комнатушках его квартирки, лишая обитателей доброй доли света и воздуха.

Все, что было известно об исследуемом предмете, изучил ассистент. Он мог теперь без запинки привести все теории о болезнях, связанных с параличом кровеносных сосудов, указать, какое из учений уцелело в науке, какое осмеяно и забыто. Занявшись исследованием, Рогов ничего так страстно не желал, как добиться успеха и вызвать одобрение Быкова. Скромные сердца не страшатся лишений, легко переносят неудачу, но втайне жаждут любви и награды.

Исследования проводили по методу павловской школы — с помощью метронома, змеевика и прочих средств лаборатории. Изучались больные, перенесшие кровоизлияние в мозг. Пораженная кора одного из полушарий не воспринимает раздражений, и часть тела лишена чувствительности.

Итак, каковы отправления сосудодвигательного центра, когда высший отдел мозга — кора — не проявляет себя?

Ольга Степановна Петрова, почтенная мать обширного. семейства, позволила Рогову заключить ее правую, здоровую руку в плетисмограф, а левую, нечувствительную, — в змеевик с проточной холодной водой. Она поверила, что экспериментатор в белом халате врач, и безропотно исполняла его требования. Он платил ей признательностью и искренним желанием помочь.

Охлаждение одной руки вызывает, как известно, сужение сосудов и на другой. Регистрирующие приборы, как правило, это подтверждают. У Петровой запись, сделанная сосудами больной руки, не отражала состояния здоровой. Аппарат запечатлевал лишь едва заметные сокращения, которые повторялись стереотипно. Отрезанные от источника, даровавшего им подвижность и силу, сосуды казались безжизненными. В пораженном организме больной рядом уживались струящийся поток и инертная заводь.

Прежде чем продолжить изыскание, надо было себе уяснить, действительно ли отрезаны для пораженной части тела все пути к коре мозга. В этом ли причина страдания сосудов?

У Рогова было верное средство задавать мозгу вопросы и получать на них ответы. Он попытался выработать временные связи между корой мозга и сосудами больной руки — свяжет их деятельность звучанием метронома, пустит в ход эту механику и будет выжидать результатов. Если бы удалось таким образом вызвать импульсы из мозга к пострадавшим сосудам, было бы очевидно, что между пораженной частью тела и корой полушария сохранилась некоторая связь.

Здоровую руку больной вводили в холодный змеевик под тиканье маятника метронома. После нескольких повторений сосуды образовали временную связь и сокращались под размеренный стук аппарата. Добиться того же от больной руки не удавалось, она оставалась безмолвной. Два почерка запечатлел записывающий прибор — страстный, живой и однообразный, безжизненный.

Таково было начало.

Ассистент терпеливо продолжал свои поиски: мерно отбивал удары метроном, сокращались сосуды здоровой руки, и с каждым новым звучанием крепла временная связь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии