Пути и маски

— Ну, развоевался, — снисходительно произнесла Сен-Ти-Йи — раньше она не позволяла себе такого тона. — У тебя уже есть другой путь, волшебник. А ещё считаешь себя умнее других… Зачем бы боуги давал тебе горшочек с маслом?

* * *

Как и ожидал Альен, после обеда Сен-Ти-Йи опять сморил старческий сон. Трапеза прошла напряжённо: рассевшись кружком, скрестив ноги и подозрительно косясь друг на друга, они вчетвером наскоро съели остывшие тушёные овощи, принесённые женой хозяина. Сен-Ти-Йи поклевала свою жалкую порцию, как всё та же дряхлая чайка, и неподвижно скукожилась лицом к стене. Глаза её снова потухли, и грозных намёков как не бывало — будто закончился пророческий припадок, какие иногда случаются у сельских дурачков в ти'аргских деревнях.

Но Альен больше не верил ей. От этого недоверия сжимались мышцы, словно готовясь к бегу; в знакомой последовательности обострились зрение и слух, а зловоние слежавшихся циновок стало почти нестерпимым. Он чувствовал подвох, ловушку, но не мог объяснить её — и потому метался, не находя выхода.

Кто же она такая? Кого он так неосторожно взял в спутницы?… Теперь Сен-Ти-Йи казалась ему даже опаснее Хелт: та не смогла бы столько лет прятать Дар такой силы. Её ненависть ко всему миру была более горячей, очевидной и неумной. А в старой колдунье ощущался давний и точный расчёт, холодная выдержка охотника в засаде.

Вот только на кого ведётся охота — на Альена или его врагов?

— Последи пока за ней, — одними губами попросил он Ривэна, указав на Сен-Ти-Йи. Дорелиец кивнул и потянулся, хрустнув суставами, прикрыл ладонью зевок — обед после долгого голода и его вогнал в дремоту. — Спать нельзя, Ривэн. Будь внимателен, она не должна уйти… или ещё что-нибудь натворить.

(Альен, правда, не представлял, как Ривэн сможет противостоять магии, но приходилось рисковать).

— Конечно-конечно, не переживай, — захлопал глазами дорелиец. — Иди и делай, что должен… Никуда не денется эта старая ворона.

— Мне тоже остаться? — прошептал Бадвагур. В вопросе Альен уловил робкую надежду.

— Нет, пойдём со мной… Мне нужно побыть в одиночестве, но под твоим присмотром.

— Опять магия? — агх, крякнув, распутал узел крепких ног и поднялся. — Я не буду участвовать вот в таком ещё раз, волшебник. Дело твоё, конечно. Но я по-сложному думать не обучен… Сдаётся мне, с такими заклятиями ты становишься ничем не лучше этих тэверли. Или даже… — резчик избегал смотреть Альену в глаза; тот с болью почувствовал исходящие от него волны страха. — Даже самих Саагхеш. Ты бы видел себя там, на рынке. Это ведь не настоящий ты… Зачем впускать в себя такую тьму?

Тьма под масками и белой одеждой — действительно, зачем?…

«От тебя так и пышет этим пламенем, Альен Тоури. Неужели ты думаешь, никто не видит, как ты рвёшься к бумаге каждый раз, когда остаёшься один?»

Альен не ответил. Нечего здесь было отвечать — Бадвагур и так всё знал.

— Идём, — и Альен добавил ещё тише — так, чтобы не покачнулась даже паутинка на ветхой ширме, возле которой он стоял: — Не Ар-Даг, а Зелёная Шляпа.

— Боуги?… — протянул Бадвагур, как только они прокрались на задний дворик и отошли на несколько шагов. — А тебя не беспокоит, что это был именно её совет?

— Меня беспокоит, что она права насчёт торговца, — с неохотой признался Альен. — Я не стёр ему воспоминания, хотя должен был… Ар-Ларах мог уже всему базару растрещать, как на него напал колдун с материка в компании гнома…

Дворик был залит помоями и завален сором — овощными корками, мокрым тряпьём, истёртыми до дыр ковриками для молитв… К стенам ночлежки, сложенным, как все здешние дома, из весёлого пёстрого камня, жался любой хлам, которому хозяин не нашёл места внутри. О пресловутой опрятности миншийцев на Гюлее явно не слышали.

— Я и сам думал, что нам не уйти оттуда, — вздохнул Бадвагур. — Каждый второй глядит с ненавистью.

— Они просто…

— Знаю. Считают, что мой народ служит Хелт, — резчик с горечью смотрел себе под ноги, впечатывая в камни дворика короткие шаги. — И ведь не сказать, что неправы… Подгорный народ теперь — предатели для всего Обетованного. А прежде всего для твоих соотечественников, волшебник.

— Нет у меня соотечественников, — выдохнул Альен, ныряя в тесный проулок за птичником. Из-за деревянной решётки было видно, как среди кур и уток расхаживает павлин: роскошный переливчатый хвост волочился по помёту и грязи. Почему-то это угнетало ещё сильнее — насколько вообще было возможно. — Я один… Ну, приступим?

Он достал крошечный горшочек с маслом (который, к слову, никогда не показывал при Сен-Ти-Йи: неужели рабыня владеет заклятием «истинного зрения», раз узнала о нём?…) и аккуратно, двумя пальцами, открутил крышку. Со стороны — обыкновенный позолоченный напёрсток, ничего магического.