Пути-дороги (Солдаты - 2)

Под темневшими яблонями и вишнями в предутренних сумерках плыл сдерживаемый говорок, вспыхивали и тут же гасли красные точки папиросок. Храпели запряженные Кузьмичовы кобылы. Мишкин битюг бил копытом и шумно, тяжко дышал. В минуту особенной тишины слышно было, как лопались почки яблоневых и вишневых веток. В прохладном воздухе веяло их горьковато-кислым, едва уловимым запахом. На земле, под прошлогодней листвой, возились мыши, бегая по своим тайным тропам. Где-то в старом дупле пискнула пичуга. По всему саду мерцали драгоценными камнями холодные точки -- это покрылись капельками росы только что пробившиеся из-под земли бледно-зеленые ростки молодых трав. Маскхалаты солдат тоже были покрыты росой, но не блестели в темноте, влажные и тяжелые.

-- Что за страна такая Румыния? -- мечтательно гудел Сенькин голос.

-- Ось зараз побачим,-- отвечал ему басок Пинчука, .-- А если не переправимся? Может, еще куда пошлют нашу Непромокаемо-Непросыхаемую?

-- Не может того быть.

-- Вот и я так думаю...

-- Ладно вам. Утро вечера мудренее.

-- Такая поговорка, Вася, к разведчикам не подходит. У нас все -наоборот.

-- В чужедальнюю сторонку, стало быть...-- раздумчиво проронил до сих пор молчавший Кузьмич и глубоко вздохнул: -- Бывал я в семнадцатом в здешних-то местах. Измаил, Галац... Опять же Аккерман... и... эти еще... обожди... Туртукай... Рымник... Во-во! Знакомые мне края. Тут нас германец газами потчевал...

-- Уж не служил ли ты при Суворове, Кузьмич? -- серьезно осведомился Сенька.

-- При Суворове не служил, а по eго путям хаживал! -- так же серьезно и не без гордости ответил сибиряк.

-- Далече ушагаешь ты, Кузьмич, от своей Сибири. Сам Ермак Тимофеевич в такую даль не уходил. Женим мы тебя на какой-нибудь румынке да и оставим тут. Будешь мамалыгу есть...

-- Не балабонь ты, Семен! Що к человеку прицепився? О дeле лучше бы сказав! -- шумнул на Ванина Пинчук, которому в такие ответственные минуты Сенькина болтовня казалась совсем неуместной, хотя, как известно, в другие времена и в иных обстоятельствах балагурство Ванина ему доставляло немалое удовольствие. А сейчас он нахмурил брови, добавил глухо: -- Може, кто из нас и по другой причине назад не вернется...

-- Значит, боишься, Петр Тарасович?

-- Не в том суть. Умирать на чужой стороне кому ж охота!..

-- А мы и нe думаем умирать. Умирать будут фашисты. А мы жить будем, да еще и другим людям жизнь принесем,-- откликнулся Камушкин.

-- Правильные речи любо послушать! Ты, Вася, сам придумал такие разумные слова или тебе их подсказал кто? -- полюбопытствовал Ванин, поворачивая свою круглую вихрастую голову в сторону Камушкина, почему-то в четвертый раз перематывавшего одну и ту же портянку.

Потом опять стало тихо. Каждый понимал, что говорил не то, что думал, сердца тревожились другим -- более значительным. Нелегко расстаться с родимой сторонкой! Надолго ли? И что сбудется с каждым?..

Беспокойнее затрещали цигарки. Гасли и снова разгорались красные точки.

-- Хоть бы вздремнуть!

-- Пробовал, не получается.

-- Да-а-а... дела...

-- Дела как сажа бела. Что вздыхаешь-то?

-- Ничего. Так...

-- То-то же, так...

На минуту смолкли и опять:

-- Пора б выступать, а лейтенанта с Шалаевым все нет.

-- Придут скоро. Они зря не загуляются.

Спать никому не хотелось. Только одну Наташу почему-то сильно клонило ко сну. Зябко поеживаясь, она прилегла на повозке Кузьмича и мужественно боролась. с навязчивой дремотой. Кузьмич укрыл девушку своей шинелью. Сжавшись в комочек, она согрелась. Зато дремота теперь одолевала сильнее. Черные длинные ресницы eе часто смыкались. Разбуженная говором ребят, она испуганно приподнималась на руках, трясла головой, а потом опять куталась в шинель.

-- Да спи ты, дочка,-- несколько раз говорил ей Кузьмич, видя, как она мучится.-- Небось разбудим, не оставим...

-- Дядя Ваня, а где... Аким?

-- В батальон связи пошeл. Рацию свою починить. Вернется скоро.

Вышли к реке только утром. Против румынского города Стсфанешти понтонеры уже навели мост, по которому двигались войска. Дождавшись своей очереди, переправились и разведчики. До города было не меньше километра, хотя с левого берега казалось, что он стоял у самой реки. Вокруг раскинулась ровная, ужe покрытая нежным зеленым ковром долина. На ней устроилось несколько зенитных батарей, охранявших переправу. Орудия, задрав кверху жерла, стояли безмолвные и ничем не замаскированные. Солдаты-зенитчики, закончив до рассвета земляные работы, теперь кучками, по-цыгански, сидели на разостланных плащ-палатках и с превеликим аппетитом ели вареные яйца -пасхальный подарок гостеприимных молдаванок. Всюду вокруг белела яичная скорлупа.