Пути-дороги (Солдаты - 2)

Василика действительно любила петь. Ей казалось, что все хорошие песни сложены про нее. Но сейчас она пела не "просто так". Василика уже знала, что Георге Бокулей жив и вернулся в Гарманешти. Вот придет ночь, и Василика убежит отсюда туда, к Георге!..

Девушка улыбнулась. Тарелка выпала из ее рук и громко стукнула о металлический тазик. Василика тихо засмеялась и снова запела:

Ты хотел на мне жениться,

Милый мой, любимый,

Как поспеет виноград твой,

Милый мой, любимый.

Виноград созрел душистый,

Милый мой, любимый.

У тебя ж другая в мыслях,

Милый мой, любимый.

Рупеску и Раковичану уже не слушали девушку. Генерал сообщил полковнику, что в Гарманешти из тюрьмы вернулся опасный коммунист Мукершану.

-- Зашевелились. Вы правы, генерал: железногвардейцы наши действительно ни черта не сделали! Его надо убрать, генерал. Обязательно убрать. И как можно скорее. Действовать быстро и решительно. Не поручить ли это дело лейтенанту Штенбергу? Он местный житель, кровно заинтересованный в ликвидации Мукершану. А командир из него все равно никудышный. Пусть попробует свои таланты в другом. Как вы на это смотрите, генерал?

-- Кажется, большой либерал. Нерешителен.

-- Не верю в его либерализм.

-- Что ж, попробуем. Нынче же поговорю с ним об этом.

-- Забот-то нам прибавляется, генерал, -- меланхолически заметил Раковичану.

-- Да-а-а, -- тяжко протянул Рупеску.

И они надолго замолчали.

...А за дверцей землянки звенел не умолкая девичий голос:

Винограда лист зеленый.

Кротка Мариона.

-- Что в лице ты изменилась,

-- Крошка Мариона?

2

Немало пришлось в те дни потрудиться нашим политработникам. Нужно было разъяснить Заявление Советского правительства не только румынскому населению, но и своим солдатам. Последние, как известно, всегда считают себя политическими деятелями и прежде всего сами стараются разобраться во всем. Вообще-то красноармейцы довольно ясно представляли себе свои цели и задачи с переходом государственной границы.

Однако в заявлении были места, которые истолковывались солдатами по-разному. Часто среди них разгорались горячие споры. Шахаев сразу это почувствовал и встревожился. Нужно было немедленно разъяснить солдатам важный документ, но старшему сержанту казалось, что сам он не вполне подготовлен для этого. Он решил обратиться к начальнику политотдела.

Демин, очевидно, сразу же догадался, с чем пожаловал к нему парторг. Спросил:

-- Что, брат Шахаев, худо?

-- Не так уж худо, товарищ полковник. Но в общем трудновато.

-- Трудновато?.. Нет, Шахаев, пожалуй, очень трудно все-таки. Нам казалось, что мы провели немалую разъяснительную работу среди бойцов перед тем, как вступить в Румынию. Все как будто предусмотрели. Но едва шагнули на землю этой страны, встало столько вопросов -- батюшки мои, хоть за голову хватайся!.. Вот пришел ко мне сегодня местный поп, спрашивает: о чем ему сейчас, в данный, так сказать, момент, просить бога? И глядит, волосатая бестия, этак хитро на меня. А черт его знает, что ему посоветовать? "Иди, говорю, батюшка, и молись, как молился всегда. С небесным политотделом связи не имею". Ушел, недовольный ушел... Такие-то вот, Шахаев, дела! А ведь приходил этот попик неспроста... Ну, что у тебя там, давай выкладывай все сразу...

-- Да вот... потолковать хотелось бы...

-- За советом пришел?

-- За советом, товарищ полковник, -- несколько смущенный тоном начподива, сказал Шахаев.

-- Ну, давай посоветуемся. Но ты не думай, дорогой товарищ, что начальнику политотдела всегда все ведомо. Давай уж вместе обсудим. -Маленький, аккуратный, по-прежнему энергичный Демин прошел за свой столик, за которым сидел над какими-то бумагами до прихода Шахаева. -- Присаживайся. Гуров, -- окликнул он инструктора, -- убери свои листовки! Дай человеку присесть.

Вечером у разведчиков проходила беседа. На ней присутствовали все солдаты. Объявив тему беседы, Шахаев спросил:

-- Кто желает высказаться, товарищи?

-- Я желаю! -- поднялся с земли Али Каримов. До этого он сидел, сложив ноги по-восточному, и нетерпеливо ожидал, когда перейдут к делу. Его вечно удивленные глаза на этот раз были беспокойно-злыми. -- Как же понимать надо, товарищи? -- начал он, поворачиваясь лицом к разведчикам, разместившимся в саду. -- Выходит, Антонеска опять у власти останется?

-- Это почему же? -- сердито спросил его Ванин.

-- А ты не перебивай меня. А вот почитать нада, -- Каримов с непостижимой быстротой извлек из кармана брюк измусоленную газету, нашел нужное место и, сбиваясь от волнения, начал читать: -- "Советское Правительство заявляет, что оно не преследует цели приобретения какой-либо части румынской территории или изменения существующего общественного строя Румынии". Понял, Ванин, о чем тут речь? Вот разъясни нам, а я кончил! -- И Каримов, взглянув на посрамленного, по его мнению, Сеньку, гордо пошагал на свое место.

-- Ванину слово! -- раздалось несколько голосов.

-- Ванину! -- по-петушиному пропел Кузьмич. -- Пусть разъяснит! Скажи-ка, Семен...