Путевые знаки

Старик сначала всмотрелся в её лицо, а затем, плача, обнял. Девушку увели внутрь, старику оттуда передали пластиковый чемоданчик. Математик о чём-то договаривался со стариком, а я думал о девушке. В дочери она старику явно не годилась, очень они были разные. Запоздалая любовь? Кто она ему, я никогда не узнаю. Всё-таки дочь? Внучка? Зачем ему эта мука, смотреть на тихо– или весело-помешанную? Это для него счастье?

Нет мне ответа.

Математик открыл этот небольшой чемоданчик, громко щёлкая замками, сунул нос внутрь и кивнул. Значит, вроде всё нормально. Но только по весу было понятно, что не железо там и не какой-нибудь прибор. Математик тем временем пошел к нам. Старик с девушкой уже шагали по коридору. Он на ходу помахал рукой, и мы ответили тем же.

Мы вышли из помещения и побрели в нашу нору на окраине станции. Я прошёл в кубрик и нечаянно перепутал дверь. В комнате по соседству на топчане лежал в одиночестве какой-то худощавый парень в шлеме виртуальной реальности. Хоть он и лежал ко мне спиной, по пыхтению я догадался, что он делает.

Владимир Павлович, стоя у меня за спиной, тоже догадался и присвистнул:

– Мы двадцать лет на грузинскую чеканку, где девушка с кувшином, дрочили, да на портрет Лермонтова. А у этих вона что!

Ну уж не знаю, что сказал бы на это начальник станции «Сокол», но вмешиваться в чужую личную жизнь в этот тревожный час мы не стали.

Вечером Математик выдал нам двойную пайку. Владимир Павлович тут же сбегал в лабаз на краю подземного города и прикупил бухла. Всё стремительно раскупалось, как в час перед концом, и ему удалось урвать совсем немного.

– Теперь остаётся понять, как нам добраться домой, – сказал Математик и злобно посмотрел на меня. – Есть у кого предложения?

А какие у нас предложения – угнать систему «Смерч» из какой-нибудь воинской части под городом и ломануть в Москву по знаменитой трассе Е-95, которая сейчас как-то по-другому, правда, называется. Да где возьмёшь эту систему, разве что её дислокация и нынешнее состояние описаны в волшебной книге Математика.

Или…

VII Скальпель мёртвых хирургов

Мы отправились на верхнюю платформу, пошли к машинисту и спросили его, не едет ли он в Кингстон. Машинист ответил, что он, конечно, не может утверждать наверняка, но думает, что едет; во всяком случае, если он не 11.05 на Кингстон, то он уже, наверное, 9.32 на Виргиния-Уотер, или десятичасовой экспресс на остров Уайт, или куда-нибудь в этом направлении, и что мы все узнаем, когда приедем на место. Мы сунули ему в руку полкроны и попросили его сделаться 11.05 на Кингстон.

– Ни одна душа на этой линии никогда не узнает, кто вы и куда вы направляетесь, – сказали мы. – Вы знаете дорогу, так трогайтесь потихоньку и езжайте в Кингстон.

– Ну что ж, джентльмены, – ответил этот благородный человек. – Должен же какой-нибудь поезд идти в Кингстон. Я согласен. Давайте сюда полкроны.

Так мы попали в Кингстон по Лондонской Юго-западной железной дороге.

Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки

Голос Владимира Павловича был негромок:

– Я знаю, что нам делать. Поедем на паровозе, – спокойно сказал он.

«Каком таком паровозе?» – пронеслось у меня в голове.

Паровозов уже много лет нет. Сто лет, наверное, не знаю даже сколько. Но оказалось, что Владимир Павлович выражается в метафорическом, так сказать, смысле.

Математик внимательно посмотрел на него. Так, наверное, учёный смотрел раньше на пробирку, в которую положил дрожжей, а наутро обнаружил маленького человечка-гомункулуса.

– На Варшавском вокзале стоит «Скальпель».

Что такое «Скальпель», я, пожалуй, знал. Это был ракетный комплекс, замаскированный под обычный поезд с вагонами-рефрижераторами. Внимательный взгляд распознал бы в нём кое-что необычное, но до самого распада СССР он был вещью в себе, мифологическим сюжетом городских легенд.

– Стоял, вы хотели сказать. – Голос Математика был тускл и бесцветен. – Вы хотели сказать, что на Варшавском вокзале двадцать лет назад стоял мобильный ракетный комплекс «Скальпель»