Путевые знаки

И вот я ступил на длинную лестницу, сразу обдавшую меня знакомым запахом подземелья. Это был свой, московский запах, не похожий на запахи питерского метро. Ещё долго я блуждал по коридорам, шёл мимо дверей, за которыми, несомненно, были люди, потому что оттуда слышались шорохи и постукивания. Явно дозорные за ними бежали к глазкам, чтобы посмотреть, кто это там бредёт по зоне отчуждения.

В какой-то момент, когда я упёрся в очередную гермодверь, рядом ожил интерком и довольно хамски спросил у меня, что я за чудак. Весьма странный вопрос со стороны маленькой железной решётки в стене. Но я честно ответил:

— Электромонтажные работы, станция «Сокол».

При этом я ни хрена не врал, я даже не назвал себя электриком, потому что электриком я был в прежней жизни. Вовсе я не был уверен, что сейчас являюсь электриком.

За дверью совещались. Сразу было понятно, что там совещаются.

— Позвать лётчика? — спросил кто-то.

«Хе-хе, вот ещё один лётчик, прямо под боком. Только этого мне и не хватало», — подумал я, но за дверью нажали на что-то с ощутимым скрежетом и открыли мне вход в узкий обходной коридор.

Я прошёл по нему, попал в нужный тоннель и двинулся к границе «Сокола».

XV. ВЕЛИКАЯ СВИНАЯ БИТВА

А мне безразлично, просил бы ты али нет, я по пятницам не подаю. Жеглов снова ударил, но на этот раз довольно сильно, и бил он поперёк стола с левой руки и, вкатив крученый шар, довольно засмеялся: Очень глубоко смири свою душу, ибо будущее человека тлен…

Братья Вайнеры. Эра милосердия

Я прошёл посты, воспользовавшись старым известным паролем. Меня не постигла участь подчинённых Математика, по которым сразу врезали из автоматов. Чувствовалось, что всюду какой-то новый порядок. А присмотревшись, я увидел глазки телекамер — меня пасли метров сто, пока я шёл по тоннелю.

Начальник на «Соколе» был прежний. Правильный был начальник, да и кто мог сменить Бутова? Не было такого человека.

Когда меня провели к нему, я понял, что он меня не узнаёт. Ну да, я облысел и потерял вес, иссох, но не так уж сильно постарел. Однако как-то это всё сработало вместе: и облысение, и то, что я стал худ, но ещё я понял, что меня не узнают оттого, что у меня другой цвет лица, я загорел. Загоревшей кожи тут быть не могло, и я в их глазах был не просто чужаком, а уродом. Меня не узнавали, принимая за жителя верхнего мира, и обращались со мной как с мертвецом, случайно вышедшим из царства мёртвых. Правда, несколько раз меня приняли за Владимира Павловича. И я понимал, почему: фуражка и китель делали своё дело. Их помнили, а людей, год назад исчезнувших со станции, нет. Одним словом, я был не я, и положение моё было сомнительно. Я был не очень опасен, но вместе с тем неприятен. Я нарушал стройную картину мира.

И всё потому, что сообщил им, что там, наверху, есть жизнь не хуже их собственной. Пожалуй, и без меня все догадывались, что люди наверху есть, должны быть, но, когда приходит свидетель, всем становится неприятно оттого, что теперь новость нужно встроить в свою жизнь.

Но и начальник «Сокола» меня удивил, поведав слух о том, что где-то на Юго-Западе поймали позывные Петербурга. Однако это были только слухи, а со мной были несколько терабайт информации о маршруте, карты и главное личный опыт. Бутов, и это было видно по его лицу, понимал, что к нему в руки попало сокровище и надо решить, как им распорядиться. Промолчать и постараться выдоить из меня всё самому или раззвонить про моё появление дальше по цепочке людям ганзы и прочим заинтересованным персонажам вплоть до мифических начальников Математика из Изумрудного города.

В любом случае я понял, что, во-первых, начальник станции будет беречь меня как зеницу ока, и, во-вторых, никто не понимает, что я тот ремонтник электрооборудования, которого они знали всегда. Да и то правда, я был электриком в прежней жизни. А теперь жизнь была другая. В этой новой жизни я уже был совсем другим человеком.

Потом начальник «Сокола» сказал, что мы замирились с войковскими и инженерами с «Алмаза». Это был уже не худой мир, а полноценное братание. К удивлению Бутова, инженеры из-за стенки довольно много знали и о нём, и обо всех нас. Даже про меня у него спрашивал кто-то из войковских начальников.

После разговора с Бутовым я вышел на перрон и увидел обычную суету: по путям сновали тележки с готовой продукцией, приехали какие-то люди с «Динамо» за свиными шкурами. Пронесли мимо меня какие-то тюки, проехал мимо дребезжащий колёсный поддон с консервными банками. И тут меня будто ударило током!

Мимо прошла какая-то женщина, очень похожая на Катю. Это была она! Я даже дёрнулся, как от удара током, и было понятно, что она не узнавала меня. Чёрт, она не узнавала меня, а я не знал, как поступить. И я, сначала сделав к ней шаг, отступил к колоннам.