Путевые знаки

У Мирзо соображений не было, и мы пошли по солнечному и прекрасному городу, таща ящики нашего господина. Надо сказать, что тащил я груз вполне прилежно, благословляя своего корейского учителя. Дело не в крепких мышцах, а именно в выносливости, которая меня спасала. Только пот застилал глаза, и трудно было дышать через респиратор.

Однако солнце уже закатывалось слева, световое время заканчивалось. И хотя мы почти достигли искомой точки, пришлось искать место для ночлега наверху. Математик опасался (и правильно делал) идти через двор дальше. Там разрослись очень странные кусты, и вообще местность выглядела не очень располагающе.

В угловом доме находился банк, и мы вошли через незапертую дверь в операционный зал. Тут-то мы и встретили первого петербуржца.

Житель северной столицы был, правда, не жителем. Остался от него обтянутый пергаментом скелет в истлевшей форме охранника. Кобура на его поясе была пуста уже лет двадцать видно было, что пластиковый материал кобуры совершенно не пострадал, а вот пистолет кто-то давно вытащил.

Владимир Павлович присел рядом и поглядел охраннику в то, что было лицом.

— Молодой-то парень, — отметил он, — зубы чистые, ровные, ни одной пломбы. Мне, значит, ровесник будет.

Я задумался над парадоксальностью этой фразы, а Математик с Мирзо, не склонные к поэтике, пошли далеко по коридорам искать наиболее безопасную для ночлега комнату.

Кого-то этот мёртвый охранник мне напоминал. И точно, он мне напоминал такого же, как он, только москвича. Того водителя автопогрузчика, который уже двадцать лет сидел в своём механизме на московском авиазаводе.

В этом угловом доме мы и заночевали, не зажигая огня, благо ночи были тёплые. Поутру Математик взял меня и Мирзо и пошёл на разведку, оставив Владимира Павловича караулить ящики. Всё оказалось так, как и предсказывал Математик. Первым делом мы нашли длинную трубу вытяжки, правда, она была давно повалена и проржавела. Однако именно по ней мы обнаружили серый куб вентиляционный шахты. Сразу же наш начальник сделал довольно странную вещь: он набрал код на двери, но не стал спускаться по лестнице, а нашёл металлический шкафчик, прикрученный к стене. Внутри ящика обнаружился оборванный шнур и две копки. Математик вздохнул, выдрал обрывок шнура из гнезда и достал из сумки телефонную трубку с точно таким же проводом на конце. Он вставил штекер в гнездо и несколько раз нажал на красную кнопку.

Прошла минута, и Математик, откашлявшись, сказал в трубку:

— Внимание, код двести. Код двести. Нахожусь в шахте номер… — Он сверился с цифрами на шкафчике и назвал номер. — Повторяю. Код двести. Код двести…

Я совершенно не понимал, что это за код двести. Вот «груз двести» я знал, что такое, но надеялся на то, что ко мне эти слова можно будет применить не скоро.

Нужно подождать, решил я, и всё прояснится. Действительно, трубка ожила и довольно громко, так что было слышно нам, сказала, наконец:

— Что? Кто говорит?

— Говорит Москва, — сказал терпеливо Математик. — Код двести.

Трубка замолчала, но по всему было понятно, что человек на той стороне провода изрядно обалдел. Потом собеседник Математика пришёл в себя и попросил назвать количество единиц. Я клянусь, он так и сказал: «Назовите количество единиц». Если бы не нервное напряжение, я бы расхохотался от этой детской игры.

— Четыре единицы, — невозмутимо ответил Математик.

— Тридцатиминутная готовность, — отозвалась трубка, щёлкнула и отключилась.

Мы вернулись за Владимиром Павловичем и нашим барахлом и начали спускаться вниз по металлической лестнице, набив себе при этом довольно много синяков этими дурацкими ящиками.

Наконец вентшахта кончилась, и, пройдя уже по горизонтали между двумя огромными вентиляторами, мы очутились перед небольшой гермодверью.

Нам открыли, и мы тут же оказались на прицеле у караула. Охрана тут была не чета московской: три довольно чистеньких матроса уткнули автоматы нам в живот. Человек во флотской форме, но уже с мичманскими погонами сказал негромко:

— Старший группы ко мне, остальные на месте.

Математик вышел вперёд, был обыскан и изучен какими-то приборами, в одном из которых я узнал дозиметр, а другой так и остался загадкой. Математик ответил на какие-то неслышные нам вопросы, был, видимо, признан годным и пропущен. Потом настала и наша очередь.

Станция «Площадь Победы» лежала перед нами, и я чувствовал себя Колумбом, достигшим Америки. Ну ладно, сбавил я, одним из членов Колумбова экипажа. Однако я знал, что много лет назад этого берега достиг мой отец, и надеялся его найти. Я не очень в это верил головой и, скорее, верил сердцем.

Мы прошли вторую зону контроля, и путь нам преградил офицер. Причём не просто офицер, а капитан третьего ранга. Форма у него была старенькая и, как я заметил, самопальная, то есть здесь шили себе мундиры сами, а не пользовались старыми запасами. Видать, много было тут этих военнослужащих бесконечного особого периода. Кап-три поднял руку, на которой была красная повязка дежурного:

— Только с оружием в санитарную зону нельзя.

— То есть как?