Путешествия и приключения барона Мюнхгаузена

Подтвердить сказанное можетъ слѣдующій случай со мною. Дѣло было въ осеннюю темную ночь. Я былъ въ то время въ глухомъ и мало мнѣ знакомомъ лѣсу. Въ теченіе дня я разстрѣлялъ всѣ свои заряды. Сначала я подумалъ взобраться на высокое дерево и провести на немъ ночь, но потомъ намѣреніе свое измѣнилъ и направился домой. Не успѣлъ я пройти двадцати шаговъ, какъ передо мной точно выросъ большой разъяренный медвѣдь. Его громадная пасть была открыта; казалось, что онъ хочетъ проглотить меня. Своимъ громаднымъ тѣломъ онъ преградилъ мнѣ путь. У меня, какъ на зло, ничего не было, кромѣ двухъ кремней, которые я всегда носилъ изъ предосторожности съ собой. Въ такую критическую минуту я былъ радъ имъ, какъ самому наилучшему огнестрѣльному оружію. Одинъ изъ нихъ я съ такой силой бросилъ въ пасть великану, что онъ прошелъ чрезъ весь ротъ и остановился глубоко въ горлѣ. Медвѣдь отъ боли сильно зарычалъ и быстро началъ бѣжать. Въ это время въ моей головѣ блеснула счастливая мысль: я бросилъ второй кремень въ животнаго. Мнѣ это удалось. Второй камень пронзилъ животное и столкнулся съ первымъ съ такой силой, что выкресанный кремнями огонь сжегъ всѣ внутренности медвѣдя, и онъ лопнулъ съ оглушительнымъ трескомъ. Клочки его мяса разнесло по всему лѣсу. Такимъ чудеснымъ образомъ я былъ спасенъ.

Не знаю, чѣмъ это объяснить, что самые страшные звѣри всегда попадались мнѣ въ тѣ критическіе моменты, когда, почему либо, я не былъ подготовленъ къ ихъ встрѣчѣ. Не могу допуститъ, чтобы инстинктъ ихъ подсказывалъ имъ о моей беззащитности. Въ одинъ, очень холодный зимній день я отвинтилъ кремень отъ своего ружья, для того, чтобы немного отточить его. (Нужно замѣтить, мои молодые друзья, что тогда еще не было такихъ усовершенствованныхъ винтовокъ, какъ теперь, а стрѣляли мы кремневыми ружьями). Не успѣлъ я этого сдѣлать, какъ на меня бросился съ оглушительнымъ ревомъ большой медвѣдь. Мнѣ ничего не оставалось дѣлать, какъ взобраться на дерево и приготовиться къ защитѣ. Но, къ несчастью, тутъ мнѣ не повезло, когда я взбирался на дерево у меня вылетѣлъ охотничій ножъ, и у меня ничего не осталось, кромѣ голыхъ пальцевъ, которыми я, конечно, не могъ отточить кремень отъ ружья. А медвѣдь сталъ на дыбы подъ самымъ деревомъ на заднія лапы и выжидалъ свою жертву; мысленно я приговорилъ уже себя къ смерти. Страшно было подумать, что черезъ минуту меня можетъ разорвать это страшное животное! Я уже подумывалъ объ искрахъ, хранящихся въ моихъ глазахъ, при помощи которыхъ я когда то стрѣлялъ утокъ, но я не рѣшился, даже въ такую опасную минуту воспользоваться этимъ средствомъ, такъ какъ еще до сихъ поръ я не могъ излѣчить глаза отъ болѣзни, причиненной мнѣ во время охоты на утокъ. Я боялся совершенно потерять глаза. Съ вѣтки дерева съ отчаяніемъ смотрѣлъ я на землю, гдѣ лежалъ въ снѣгу мой охотничій ножъ. Въ концѣ концовъ пришла мнѣ въ голову счастливая, и въ тоже время, чрезвычайно своеобразная мысль, которая вывела меня и изъ этого опаснаго положенія. Дѣло въ томъ, что настоящій охотникъ всегда носитъ, подобно истинному философу всѣ свои вещи при себѣ. Моя охотничья сумка всегда была наполнена нужными и ненужными вещами.

Немного порывшись въ ней, я нашелъ небольшой свертокъ шнурка, какой то кусокъ стараго изогнутаго желѣза и, наконецъ, банку съ горохомъ. Все это я дѣлалъ очень осторожно, чтобы врагъ не понялъ моихъ плановъ. Отъ крѣпкаго мороза горохъ сдѣлался совершенно твердымъ, даже обледенѣлъ; недолго думая, я приложилъ его къ своей груди, чтобы дать ему оттаять подъ вліяніемъ теплоты своего тѣла. Затѣмъ привязалъ къ шнурку желѣзо, а къ желѣзу прилѣпилъ оттаявшій горохъ и быстро бросилъ его на землю, оставивъ у себя въ рукахъ кончикъ веревки. Кусокъ желѣза, облѣпленный горохомъ сильно присталъ къ рукояткѣ моего ножа, потому что охладившійся уже отъ холода горохъ примерзъ къ ножу. Мнѣ удалось такимъ остроумнымъ способомъ притянуть къ себѣ на дерево ножъ. Доставши свой ножъ, я быстро сталъ оттачивать кремень, чтобы можно было приступить къ серьезной оборонѣ. Едва я успѣлъ заложить его въ ружье, какъ косолапый Мишка тоже полѣзъ на дерево.

— Поздно, Мишенька, поздно! — подумалъ я.

И дѣйствительно, вѣдь нужно быть только медвѣдемъ, чтобы не воспользоватся удобными, моментомъ!

Я засмѣялся и угостилъ его хорошимъ зарядомъ, послѣ чего онъ, бѣдняжка, потерялъ, не только охоту, но и всякую способность снова когда либо лазить на деревья.