Путешествия и приключения барона Мюнхгаузена

Какъ мнѣ жаль, что я совершилъ такое интересное путешествіе въ безсознательномъ состояніи. Дальше голландецъ сообщилъ мнѣ совсѣмъ неутѣшительную для меня вѣсть. Оказалось, что на островѣ Тайхатлибіати живетъ мирное племя дикихъ подъ управленіемъ добродушнаго князя, который, однако, подверженъ маленькой слабости: онъ до страсти любитъ жаренныхъ иностранцевъ, которыхъ сперва нѣсколько мѣсяцевъ подрядъ откармливаютъ всевозможными южными плодами. Голландца тоже откармливали такимъ способомъ, но незадолго передъ окончаніемъ срока съ неба выпалъ дождь изъ жаренныхъ паштетовъ, которыми онъ, конечно, всласть полакомился. Тогда князь разсердился и велѣлъ откармливать его вторично въ теченіе цѣлаго мѣсяца, послѣ чего его должны были немедленно зажарить.

— Ну ужъ, Гансъ, что другое, а о паштетахъ-то вы присочинили, — сказалъ я ему, — я извѣстный баронъ Мюнхгаузенъ, изъѣздилъ весь свѣтъ, а паштетнаго дождя нигдѣ не видалъ.

— Право, не лгу, ваше сіятельство, у насъ на островѣ растетъ въ горахъ особаго рода дерево: его плоды имѣютъ видъ настоящихъ мясныхъ паштетовъ и по своему вкусу также очень похожи на нихъ. Сильные вѣтры срываютъ ихъ съ деревьевъ и разсыпаютъ по всему острову — вотъ у насъ и бываюъ часто лѣтомъ паштетные дожди.

Впослѣдствіи я, дѣйствительно, самъ ознакомился съ этими странными деревьями, которыя, повидимому, совершенно незнакомы нашимъ ботаникамъ.

Мы подплыли къ острову, и голландецъ представилъ меня князю, который сидѣлъ на берегу. Тотъ милостиво кивнулъ мнѣ головою и сейчасъ же сказалъ своему министру:

— Пусть его немедленно начнутъ откармливать. Признаюсь, эта перспектива не представляла для меня ничего заманчиваго, я ясно увидѣлъ, что моя всесвѣтная извѣстность не достигла еще этого острова. Тѣмъ болѣе я удивился, когда по пути ко дворцу предо мною почтительно склонялись всѣ деревья и кусты: очевидно, въ растительномъ царствѣ вѣсти распространяются быстрѣе, и растенія острова Тайхотлибіати знали уже, кого они встрѣчали.

Князь проникся большимъ уваженіемъ ко мнѣ, когда увидѣлъ, съ какимъ почетомъ встрѣчали меня деревья. Онъ нагнулся къ сопровождавшему его министру и прошепталъ:

— Мюнхгаузена можно подождать откармливать, некуда торопиться.

Когда мой голландецъ перевелъ мнѣ эти слова, у меня камень упалъ съ сердца…

Когда-нибудь я вамъ покажу этотъ камень, онъ вѣситъ тридцать два пуда; не даромъ такъ тяжело у меня было тогда на душѣ!

Я храню этотъ камень въ своемъ кабинетѣ рѣдкостей, въ память моего пребыванія на островѣ Тайхатлибіати. Мнѣ довольно трудно было перенести его въ Европу.

Неподалеку отъ дворца росла группа деревьевъ, покрытыхъ круглыми плодами, величиною съ дѣтскою голову. На трехъ изъ этихъ деревьевъ были повѣшены внизъ головою три человѣка, и трупы ихъ странно распростерлись по землѣ въ ту минуту, когда деревья предо мною склонялись. Я спросилъ голландца, за что этихъ несчастныхъ повѣсили. Тотъ разсказалъ мнѣ, что они путешествовали въ чужихъ земляхъ и по пріѣздѣ на родину безсовѣстно лгали, описывая мѣстности, какихъ не видали и такія приключенія, какія никогда не случались съ ними.

Правда, наказаніе имъ придумали ужъ очень жестокое, но наказать за такіе проступки слѣдовало: нѣтъ ничего отвратительнѣе лжи въ разсказахъ путешественника; всякій разсказчикъ долженъ постоянно помнить, что истина прежде всего.

Вечеромъ я улучилъ минутку и остался наединѣ съ голландцемъ.

— Послушай, братъ Гансъ, надо намъ какъ-нибудь вырваться на волю, мнѣ вовсе не нравится перспектива быть съѣденнымъ вмѣсто жаркого…

Гансъ сперва было обрадовался, но потомъ жалобно отвѣтилъ:

— Какъ же мы убѣжимъ, баронъ? Вѣдь мы не знаемъ, гдѣ лежитъ этотъ островъ.

Его нѣтъ ни на одной картѣ; какъ же мы попадемъ въ Европу?

— Стоитъ ли смущаться такими пустяками? Только бы намъ не держать на югъ, а тамъ ужъ все равно, куда не направиться — на сѣверъ-ли, на западъ, или на востокъ, все равно попадемъ къ цивилизованнымъ людямъ, а тамъ намъ покажутъ дорогу.

Онъ успокоился, и мы стали обдумывать, какъ бы сдѣлать лодку. Я вспомнилъ о деревьяхъ, на которыхъ повѣсили лгуновъ.

— Это, должно быть, самыя крѣпкія деревья, подумалъ я, если они лгуновъ могутъ удержать на своихъ вѣтвяхъ.

Голландецъ отвѣтилъ мнѣ:

— Не знаю, къ какой породѣ принадлежатъ эти деревья, только плоды ихъ похожи на тыквы, или, скорѣе, на пузыри, величиною съ тыкву, потому что, они наполняются газомъ и въ спѣломъ состояніи представляютъ настоящіе маленькіе аэростаты. Имъ никогда не даютъ вызрѣвать, потому что разогрѣтые солнцемъ, они поднимаются на воздухъ и увлекаютъ за собою все дерево вмѣстѣ съ корнями.

— Другъ, мы спасены! Дорогой землякъ, теперь ужъ мы, навѣрное, увидимъ родину! Когда будутъ срывать плоды?

— Вѣроятно на дняхъ…

— Что же съ ними сдѣлаютъ?

— Мнѣ разсказывали, что ихъ связываютъ по нѣсколько штукъ вмѣстѣ, кладутъ на солнце и ждутъ, пока они нагрѣются и улетятъ. Этотъ день считается у туземцевъ большимъ праздникомъ.