Путешествие внутрь страны

Не успел я заснуть, как весь чердак наполнился сильным храпением; храпели, как мне кажется, все сразу: Жильяры, крестьяне и постоянные обитатели постоялого двора. Молодой месяц светил на село и на гостиницу, в которой ночевали все торговцы-разносчики.

ГЛАВА VIII На Самбре. К Ландреси

Утром, когда мы сошли в кухню, хозяйка указала нам два ведра воды за дверью на улицу. «Voilà de l'eau pour vous débarbouiller», — сказала она. Итак, нам пришлось умываться, пока госпожа Жильяр, стоя на пороге двери, чистила ботинки всему семейству, а господин Гектор, весело насвистывая, укладывал для дневной кампании мелкие вещицы в ящики переносного комода, составлявшего часть его багажа. Их сын осыпал кругом себя крошками бисквитов Ватерлоо.

Кстати, я удивляюсь, почему во Франции они называются бисквитами Ватерлоо? Может быть, их зовут бисквиты Аустерлиц? Все зависит от взгляда. Помните ли вы француза, который, путешествуя через Соутгамптон, вышел на станции Ватерлоо и был принужден переехать через мост Ватерлоо? Кажется, ему хотелось вернуться домой.

Пон стоит тоже на реке, но хотя от Карта по сухому пути до него всего десять минут ходьбы, по воде между ними целых десять тяжелых километров. Мы оставили мешки в гостинице и пошли к нашим байдаркам через влажные фруктовые сады. Несколько детей собралось смотреть на наше отплытие, но мы уже не были вчерашними таинственными существами; отплытие, отъезд и вообще исчезновение гораздо менее романтичны, нежели необъяснимое появление среди золотого вечернего света. Мы можем быть глубоко поражены первым видом привидения, но когда оно начнет исчезать, мы будем смотреть на него с относительным равнодушием.

Когда мы явились в гостиницу Пона за нашими мешками, все ее обитатели были поражены. При виде двух блестевших нежных лодочек с развевавшимися союзными флагами они поняли, что у них были в гостях ангелы. Хозяйка гостиницы стояла на мосту и, вероятно, жаловалась, что написала нам такой маленький счет. Ее сын бегал взад и вперед и звал соседей смотреть на нас. Таким образом мы ушли от берега, на котором стояла целая толпа восхищенных наблюдателей. Эти господа бродячие торговцы! Вот идея! Теперь их положение выяснилось, но, увы, слишком поздно.

Целый день стояла дождливая погода, и время от времени мы получали холодный душ. Мы промокли до костей, частью высохли на солнце, потом вскоре вымокли еще раз. Однако порой наступали спокойные промежутки; в особенности были хороши минуты, в которые мы проходили мимо леса Мормаль. Мормаль [2] — зловещее название для слуха, но место ласкало взгляд и обоняние. Лес торжественно стоял вдоль реки. Одни сучья деревьев купались в воде, другие раскидывались над нашими головами и составляли сплошную стену листьев. Разве лес не город природы, полный незлобивых живых существ, город, в котором нет ничего мертвого и ничего сделанного руками. Сами его граждане — дома и общественные монументы. На свете нет ничего более живого и вместе с тем более спокойного, нежели лес; в сравнении с ним двое людей, минующих его на байдарках, чувствуют себя такими маленькими, такими суетными.

Конечно, изо всех благоуханий на свете аромат множества деревьев самый нежный и укрепляющий. Море имеет резкий, сильный запах, который проникает в ноздри, точно запах нюхательного табака, и приносит с собой понятие об открытой воде и больших кораблях. Благоухание же леса, близкое к аромату моря по своим тоническим качествам, гораздо нежнее его. Затем, запах моря постоянно одинаков, а благоухание леса разнообразно до бесконечности. В течение дня изменяется не только его сила, но и характер. Вдобавок, породы деревьев в различных полосах леса как бы живут в несходной атмосфере. Обыкновенно преобладает смола елок, но некоторые леса кокетливее, и дыхание Мормаля, доносившееся до нас в этот серый день, было пропитано нежным ароматом дикого шиповника.