Путешествие в Уссурийском крае. 1867-1869 гг.

Самый лучший лов в ямы бывает весной, когда звери идут на лето в гольцы [131] и глухие пади. Худшее же время для этой ловли зима, когда глубокий снег засыпает поверхность ям, так что нужно делать прочную покрышку, через которую зверь иногда не проваливается.

Пойманных в ямы самцов пятнистых оленей и изюбров китайцы приводят домой живыми, помещают их здесь в особых стойлах и кормят сеном до того времени, пока у них спадут старые рога и заменятся новыми, так называемыми пантами.

Тогда оленей убивают и за молодые рога выручают хорошие деньги [132]. Говорят, что даже старые самцы в неволе скоро ручнеют и делаются весьма смирными.

Самую большую помеху для ловли ямами составляют медведи, которые достают оттуда попавших зверей и съедают. Иногда же мишка сам спускается в яму, часто до половины наполненную водой, и ест там козу или оленя. Замечательно, что как ни неловок кажется с первого взгляда зверь, но всегда сумеет выбраться благополучно иа ямы, в которую залезет. Если последняя глубока, то, по рассказам промышленников, мишка приносит предварительно толстое бревно, по которому спускается в яму и вылезает из неё.

Кроме ям, китайцы да и все другие инородцы охотятся за зверями с фитильными ружьями. Эти ружья имеют ствол среднего калибра, длиной аршина два с половиной [1,8 м] и короткое ложе вроде ручки у пистолета. Замок состоит только из курка, спуска и пружины, прикреплённой на внешней стороне. Для стрельбы в курок вставляют зажжённый фитиль, который, падая при спуске пружины на полку, воспламеняет насыпанный порох. Нечего и говорить, что в дождь из подобного ружья совсем нельзя стрелять, да и во всякое другое время чересчур много хлопот, потому что наперед необходимо вставить на место зажжённый фитиль, который носится обмотанным вокруг руки. Случается и так, что фитиль не зажжён, или как-нибудь потух, когда вдруг пояляется зверь; тогда охотник должен наперед высечь огонь из кремня, зажечь фитиль и потом уже думать о выстреле.

При охоте за большими зверями манзы кладут в своё ружье огромный заряд - раз в пять больше нашего обыкновенного - и загоняют в ствол от пяти до семи пуль, сделанных по калибру ружья, так что заряд по длине занимает иногда более полуаршина. Можно себе представить, как сильна бывает отдача при выстреле, когда охотник должен ещё приложить короткую ручку этого ружья к скуле своей правой щеки. Обыкновенно после выстрела подобным зарядом стрелок получает такой удар в лицо, что делает бог знает какую гримасу, и мне несколько раз случалось видеть ярых охотников, которые постоянно имели вспухнувшие правые щёки.

От поста Раздольного путь мой лежал к Владивостоку. Отвратительная тропинка вела сначала по болотам суйфунской долины, а затем мимо вершины Амурского залива, где стоит наш пост Угловой, направилась берегом вдоль полуострова Муравьёва-Амурского. Последний довольно горист и сплошь покрыт смешанным лесом, в котором многие деревья, в особенности ель, кедр и ильм, достигают огромных размеров и могут доставить прекрасный материал для кораблестроения.

Совершенно посохшая трава везде уже истреблялась пожарами или, как их здесь называют, палами, которые весной и осенью нарочно пускаются местными жителями для облегчения охоты за зверями и вообще для уничтожения тех страшных травянистых зарослей, которые успевают вырасти за лето.

Способ распространения палов самый лёгкий: стоит только зажечь одну былинку засохшей травы, и пожар, в особенности во время ветра, распространяется на большое пространство со страшной быстротой.

Чёрное облако дыма обозначает днём направление огня, впереди которого бегут различные звери и летят стаи птиц, спасаясь от пожирающей стихии. Не раз и мне самому, вместе с вьючными лошадьми, случалось выжидать, пока пронесётся огненная струя, а иногда даже уходить вброд на противоположную сторону реки.

Ночью горящие палы представляют великолепную картину. Извиваясь змеёю, бежит огненная струя, и вдруг, встречая массы более сухой и высокой травы, вспыхивает ярким пламенем, и опять движется далее узкой лентой.

Для избежания опасности от огня местные жители в тихую погоду нарочно обжигают траву вокруг своих жилищ и таким образом обеспечивают их от пожара.

Под вечер 26 октября я добрался до Владивостока, и в ту же ночь поднялась сильная метель, которая продолжалась до полудня следующего дня, так что снегу выпало вершка на четыре [133]. Слыша теперь завывание бури, я благодарил судьбу, что успел добраться до жилья, а то пришлось, бы целую ночь мёрзнуть на дворе. Замечательно, что ещё накануне этой метели я нашёл в лесу вторично расцветший куст рододендрона, который так отрадно было видеть среди оголённых деревьев и иссохших листьев, кучками наваленных на землю.

Почти все мои лошади сбили себе спины, частью от дурной дороги, частью от неуменья вьючить, поэтому я решил прожить с неделю во Владивостоке, чтобы заменить сильно сбитых лошадей новыми, а другим дать немного оправиться.