Путешествие в страну летописей

Натан Натанов Путешествие в страну летописей

Оформление Ю. Киселева

От автора

— Это трудный класс. Вам достанется…

— Дисциплина?

— Да нет, дисциплина неплохая… Но вам достанется.

Я вошел в трудный класс, вооруженный картой, свернутой в трубку-копье, и прикрываясь щитом-журналом… Познакомился. Все шло вроде бы нормально. Начал рассказывать про Петра I, продолжая тему, начатую моей предшественницей, которая попросила дать ей ребят поменьше и, как она выразилась, «попроще».

Итак, я рассказывал о восстаниях крестьян против петровского гнета, и мне казалось, рассказывал неплохо. Вдруг паренек с предпоследней парты поднял руку.

— Вы говорите, что крестьяне восставали против Петра и эти восстания были делом хорошим, прогрессивным. Но ведь и сам Петр Первый был передовой, прогрессивный деятель. Как же так? Восставшие крестьяне мешали его реформам и, выходит, были людьми реакционными?

«Ого! — подумал я. — Вот это вопросик!»

Класс разглядывал меня с подлинным наслаждением. Несколько придя в себя, я пустился в объяснения:

— Бывает в истории так, когда две прогрессивные силы сталкиваются… Если б не крестьянские бунты, то Петр с народа содрал бы не три шкуры, а десять, и хозяйство страны пришло бы в упадок.

Но тут меня опять спросили, — это был сосед первого паренька:

— Что было бы, если бы Петр погиб, ну скажем, в юные годы, когда боролся со стрельцами и сестрой Софьей? Так же или иначе сложилась бы русская история?

Я почувствовал, что вспотел: очень люблю, когда задают вопросы, но все-таки… Позже я узнал, что преподавателя географии они в этот же день допрашивали: кто совершил второе кругосветное путешествие? Именно второе; о первом кто ж не знает? И как измерили расстояние до звезд? А может, придумали астрономы. Кто их проверит?

Наконец, учительницу литературы мучили три урока подряд — требовали доказательств того, что «Слово о полку Игореве» появилось действительно в XII веке, а не в конце XVIII и что Гоголь действительно сжег, а не спрятал второй том «Мертвых душ»…

Потом я с этим классом подружился. Вообще-то вопросы задавали не все, а человек пять-шесть. Это была веселая, не очень тихая компания.

В «Судьбе барабанщика» Гайдара некто Юрка, личность довольно темная, представляет герою повести компанию «деятелей» того же рода: «Знакомься — огонь-ребята, и все как на подбор отличники». Отсюда и мои любители вопросов прозвались «Огонь-ребята». Отличниками они, правда, не были, но из-за них класс казался острей и ядовитей. Все то, что у других проходило спокойно, принималось на веру, здесь пробовали на зуб, на ощупь, но зато, когда соглашались, на том и стояли.

Узнав, что я не враг вопросам, даже вопросам «не по программе», они пустились во все тяжкие.

— А правда ли, что нашли посадочную площадку для кораблей неведомых космических пришельцев?

— А правда ли, что Наполеона отравили?

— А какая самая первая в мире дата?

Иногда я пасовал и честно говорил: «Не знаю. Узнаю». А иногда объявлял просто: «Не знаю», потому что узнать было негде.

Все же я не очень-то давал им выходить за пределы той науки, которую преподавал, то есть истории, и однажды, когда меня спросили про кровообращение крокодила, в отместку заставил каждого из «Огонь-ребят» отвечать на пять моих вопросов. На сколько вопросов ответишь — такая отметка. За пять ответов — 5, за четыре — 4, за два — 2…

Одним зимним утром был урок повторения. Ума не приложу, откуда они догадались, что мне не хочется целый урок спрашивать. Но на третьей минуте Юра Иванов — главный оратор «Огонь-ребят» — поднял руку:

— Я читал, что знаменитый английский пират и путешественник Уолтер Ралей однажды засел писать историю Англии. Но едва взялся за перо, как увидел через окно какую-то драку. Ему казалось, что он ясно понял, из-за чего дерутся. Но тут явился слуга и рассказал про драку совсем по-другому. А пришедшая еще позже служанка объявила: «Что вы, что вы!! Все было совсем не так». И Уолтер Ралей не стал писать истории, потому что решил: «Если я не могу разобраться даже в том, что вижу, то как же опишу прошедшие века, которых никогда не видел».

— Ну и что? — спросил я.

— Так ведь, может быть, зря историю учим, — сказал Юра, — кто знает, что там на самом деле в древние времена было. По-моему, прав мудрец, который говорил: «Я знаю, что ничего не знаю».

Я понял, что Юра в эту минуту необыкновенно искренен, потому что хорошо знает, что урока не знает…

— А не помнишь ли, Юра, что ответил твоему мудрецу мудрец еще более мудрый? Он ответил: «Ты знаешь, что ничего не знаешь. А я даже этого не знаю…» Но я не столь мудр, — я как раз знаю, что ты не знаешь, и даже знаю — почему… (Подразумевался вчерашний хоккей.) И в наказание… — я сделал паузу, и Юра пережил несколько трудных секунд, — и в наказание ты мне сейчас сам расскажешь, откуда мы узнали, и узнали многое, о древней Руси… И отчего неправ Уолтер Ралей?

У «Огонь-ребят» отлегло. Вопросы, хотя бы из курса пятого класса, они знали куда лучше, чем вчерашний урок.

Юра «залился соловьем»: