Около полудня я спустился вниз — в надежде найти хотя бы лоскуток какой-нибудь карты. Когда я вернулся на палубу, Анна встретила меня радостным сообщением: «Земля!» — и указала на узкую, недлинную полосу, темневшую вдали. Это был остров с высокой скалистой горой. Но мы были еще очень далеки от него. Я взобрался на верхушку мачты и долго размахивал оттуда лоскутом белья. К счастью, ветер быстро гнал нас к берегу. Скоро я уже ясно видел мыс, лес и, быть может, впрочем, мне лишь казалось, что я видел — блестящие крыши городских доков.
— Но как это странно, Анна... Это порт... Я вижу что-то вроде мола... Где же мы находимся? Это не острова Фаннинг. На них нет гор... И я не понимаю, какой бы это мог быть город...
Час спустя мы заметили плывшую к нам шлюпку. Когда она приблизилась, мы с удивлением увидели в ней белых матросов. Мы отчего-то рассчитывали увидеть байдару и туземных дикарей. Анна плотнее закуталась в одеяло, она была очень мила в этом облачении, с одним обнаженным плечом. На носу стоял боцман в обшитой галуном куртке.
— Кто вы? — крикнул он нам по-английски.
— Французы, переезжающие Тихий океан. Буря прошедшей ночью причинила нам большие повреждения. Мы могли бы починить здесь наше судно?
Он смущенно замялся.
— Не сумею вам сказать... Как Комиссия решит. Прежде всего надо войти в гавань...
Я бросил ему канат и попросил его взять нас на буксир.
Он предложил нам перейти в шлюпку, но мне не хотелось уходить с нашего судна, Анна же, голая под своим одеялом, не хотела очутиться в таком туалете в обществе чужих мужчин, да еще одна... Он подхватил тогда конец каната и повел нас к берегу. Анна и я недоумевали: какой страны могли быть эти люди? Фуражки их не похожи были ни на фуражки английских, ни американских матросов.
— Австралийцы, что ли?
— Нет, не думаю.
На корме развевался странной формы белый флаг с девятью женскими лицами.
Гавань была небольшая, но опрятная, даже нарядная. На молу, выкрашенном, как и шлюпка, в синий и белый цвета, развевался тоже белый флаг с девятью женскими лицами. Я впихнул в мешок кой-какие вещи, и мы сошли на берег. Наш спаситель повел нас в чистый барак, и спросил, чтобы нам желательно было получить до прибытия Комиссии. Анна выразила желание иметь платье, я — брюки, и один из матросов быстро побежал в город. Я спросил, есть ли тут французский консул.
— Нет, — ответил боцман, — здесь никаких консулов нет. Остров — частная собственность.
— Частная собственность? Чья же?
— Артиколей.
— А кто такие Артиколи?
Он завел опять речь о Комиссии. Мы ничего понять не могли.
— Вы тоже Артиколь? — спросила Анна.
— О, нет! — ответил он с смущенной скромностью, словно одно такое предположение было для него честью, — о, нет, я — Бео.
— Странно! Ну, а туземцы?
— Здесь нет туземцев.
— Как же называется остров?
— Когда-то он назывался Майяна. Теперь это остров Ар- тиколей.
В это мгновение подошел матрос с пакетом, вручил его нам, почтительно поклонился и удалился.
Анна сбросила с себя одеяло и надела платье. Оно сшито было из легкой голубой ткани и перехвачено в талии шнуром. В пакете оказалась нитка крупного желтого янтаря.
— Подумайте! — сказала она, — какая внимательность... Они очаровательны, — эти таинственные люди!
Мы старались оба вспомнить, не слышали ли, не читали ли когда-либо про Майяну и про Артиколи. Но тщетно напрягали память: имена эти были нам совершенно незнакомы.
IV
На маленьком домике, облицованном лакированными досками, мы прочли выведенную на металлической дощечке надпись:
Я ждал, что нас приведут в закуренное таможенное бюро, увешанное деловыми бумагами. Нас ввели в очаровательную комнату с большим полированным столом посередине, окруженным глубокими мягкими креслами. Подали чай — как его подают в английских помещичьих домах: розовый торт, зеленый торт, исполинских размеров кекс и тоненькие, поджаренные на масле ломтики белого хлеба. Вдоль стен стояли полки с плотными рядами книг.
В трех креслах сидели наши судьи. Когда мы вошли, они быстро встали. Сидевший слева был мужиковатого вида человек с небрежно, кое-как расчесанной бородой, с кроткими, глубокими глазами. У сидевшего посередине, рослого, крепко сколоченного, было почти японского типа лицо, умное и суховатое. Сидевший справа был моложе этих двух и казался воздушным каким-то, готовым каждый миг сорваться и улететь. Его пушистые, вьющиеся волосы были льняного цвета, глаза синевато-серые. Председательствовал, по-видимому, сидевший посередине. К изумлению нашему, он заговорил с нами по-французски. Говорил он приятным голосом, немного нараспев, с забавной манерностью в оборотах речи.