Пьяно пошатываясь, Саныч подошел к усатому блюстителю правопорядка и в красках описал, как его ностальгирующей душе важно общение с простым людом да на свежем воздухе. И обламывать его ну никак нельзя. Иначе неурожай и как следствие благотворительность в сторону внутренних органов и прочей культуры придется сворачивать.
- Петрович, да чего ты заладил, расходитесь да расходитесь. Идём лучше с нами бахнем, - упирался Саныч.
- Я тебе щас бахну, - начал терять терпение представитель власти.
- И чего ты мне сделаешь? - продолжал нарываться Саныч.
- Домой отвезу и жене сдам, - огрызнулся участковый.
- А оно тебе надо?
- А тебе?
- А я отдыхаю. Отпуск взял. Имею право, - упирался фермер. - Мы с ребятами тут немного самогонки попьем потихоньку и всё. Чего ты заладил то, - канючил Саныч.
Дискуссию, за которой с интересом наблюдали все участники попойки, прервал противный скрип тележки. Вскоре нарисовался и источник звука. Им оказалась старушка божий одуванчик, тянувшая что-то, напоминавшее тачанку.
- Сынки, кудой флягу-то ставить? - прошипелявила гостья.
- Какую еще флягу? Михална, ты чего? Перегрелась? - в край охерел участковый, судорожно шаря по карманам.
- Ой. Никакую, - включила заднюю старушка. - За водой я пошла и заплутала.
- Стоять. Смирна! - гаркнул Петрович и таки нашел в кармане мобильник.
Картина, проявившаяся в свете мобильного, была та ещё. Древняя, как говно мамонта, старушка-божий одуванчик притараканила к нашему столу двадцатилитровую флягу. Судя по всему - не пустую. И даже не запыхалась.
- Что во фляге? - перешел на официальный тон местный Аниськин.
- Ничего, - огрызнулась Михална. - Так. Самогонка на донышке плещется.
- Я те дам, ничего. На донышке у нее плещется, - рассвирепел участковый.
Во фляге оказалось действительно совсем ничего. Почти всклень. Пару пальцев до верха не хватало.
- Михална, бизнес-вумен, мать твою. Ты сдурела что ли? Это ж статья, - чуть ли не взвыл Петрович.
- Вот чего ты начинаешь? - перешла в атаку бабка. - Пенсия маленькая. На хлеб и то не всегда хватает. А мне внукам помогать надо. А так, какой-никакой достаток.
- Да тебе тюрьма светит, дурья твоя башка, - взывал к разуму участковый.
- Ты меня тюрьмой не пугай. Выискался тут. Ты ещё в обоссаных портках под столом сидел, когда я в колхозе с восхода и до заката горбатилась. Всё здоровье там оставила, а получила хер! И без масла. Учить он меня ещё будет, - не сдавалась бабка. - Люди, вон, мульонами у него под носом воруют, а он бабушке тюрьмой грозит. И статьи тут нет. Ученые мы! Это пожертвование. Акт доброй воли. Мальчишки поют красиво, порадовали старую, вот и решила их угостить. А статья - за продажу. Я в интернете читала.
Отмазки юридически подкованной бабки сразили Петровича на повал. То ли смеясь, то ли плача он потихоньку сползал по забору. И если бы не сердобольный Саныч, подставивший другу крепкое плечо, опал бы блюститель, как озимые после грозы.
- Петрович, нельзя все так близко к сердцу воспринимать, - суетился фермер. - Чего ты распереживался-то. Пойдем, я тебя до дома провожу. Мы с тобой посидим. У тебя же коньячок остался, который я тебе дарил?
- Французский? - всхлипнул участковый.
- Он самый.
- На свадьбу дочери берегу, - вздохнул Петрович.
- Чего его беречь? Его пить надо. А дочери твоей на свадьбу я ящик такого куплю. Пойдем. А? - заливался соловьем местный олигарх, пытаясь поднять участкового.
Поняв, что сопротивление бесполезно, Петрович махнул рукой и, поддерживаемый Санычем, зашагал в сторону дома.
- Да…. Не бережет себя Петрович. На износ работает. А мы все пьём да морды друг другу бьём, - вздохнул кто-то в темноте. - А он переживает.
- Звучит, как тост, - возбудился второй голос.
- Ну, за Петровича, - провозгласил третий.
- Флягу-то куды ставить? Щас вылью и будете с земли слизывать, - пригрозила бабка.
Про любимого участкового толпа забыла уже через две минуты. Да и какое тут сопереживание. Посоны столько самогона за раз не на всякой свадьбе видели. А тут…
Я же всеобщей радости не разделял. Мне самогон даже в горло уже не лез. Да и петь расхотелось.
Настроение испортилось не только у меня.
- Может пойдем, Светку твою поищем, - дернул меня за рукав Чиж.
Малой, кстати, активного участия в тусовке с самого начала не принимал. Так, тусил в сторонке, копаясь в мобиле.
Давай, - согласился я. – Сейчас гитару отдам только.
Расспросы о местонахождении хозяина музыкального раритета привели нас к ближайшим кустам. Начинающий гитарист возомнил себя рок-звездой и беззаботно дрых под кустом в луже блевотины.
Чиж, скривив морду, отвернулся. А лично у меня неприятная картина вызвала двоякие чувства.
Поразмыслив о преемственности поколений, я вручил гитару Чижу, а сам немного оттащил начинающего гитариста поближе к забору и уложил его на бок.
- Чуть не пал боец смертью истинного алконафта, - констатировал я, отряхивая руки.
- Это как? - удивился Чиж.
- На спине лежал. Начни он блевать, захлебнулся бы собственными рвотными массами, - просветил я.