Другие тоже стали замечать перемены в поведении Хачмена, несмотря на все его усилия казаться обычным. Он сильно отстал в основной работе, что стало особенно заметно после нескольких еженедельных совещаний по поводу «Джек-и-Джилл». Мюриел Барнли выполняла свои секретарские обязанности с неприкрытой подозрительностью, выражая свое неодобрение его поведением множеством раздражающих мелочей. А Дона Спейна просто перехлестывало глубокое убеждение, что Хачмен по самые уши увяз в каком-то головокружительном романе.
Хачмен продолжал работать над проектом, стараясь тратить ровно столько времени в институте, сколько он мог себе позволить, чтобы не ставить под угрозу наладившиеся отношения с Викки. Порой ему самому не верилось, насколько далеко он продвинулся в работе, но к концу месяца у него был готов работающий цестроно-вый лазер. Еще один важный «дорожный указатель»...
– Что это значит? – Викки бросила через стол письмо.
Еще не взяв конверт в руки, Хачмен узнал аккуратный штамп своего банковского отделения.
– Письмо было адресовано мне, – произнес он холодно, пытаясь выиграть время на размышления.
– Какая разница? Я хочу знать, что это означает? Хачмен пробежал глазами по профессионально сухим строчкам, где объяснялось, что его личный счет в банке перерасходован почти на четыреста фунтов, и, поскольку он закрыл сберегательный счет, банк настоятельно просит либо открыть новый счет, либо обсудить этот вопрос с управляющим как можно скорее.
– Это означает то, что здесь написано, – спокойно произнес он. – Мы задолжали банку некоторую сумму.
– Но как это могло произойти? – Лицо Викки побелело.
– Хотел бы я знать...
Теперь Хачмен отлично понимал, в чем была его ошибка. Слишком быстро израсходованные сбережения... И еще большая ошибка – допустить, чтобы письмо из банка попало в руки Викки.
– Почему они просто не перевели деньги со сберегательного счета, как они обычно... – Викки схватила письмо и быстро перечитала его. – Ты закрыл сберегательный счет?! Где деньги?
Усилием воли Хачмен заставил себя говорить спокойно:
– Мне пришлось потратить их на проект.
– Что? – Викки истерически хохотнула и взглянула на Дэвида, который в этот момент оторвался от овсянки и с интересом поднял глаза. – Ты что, шутишь, Лукас? У меня там было больше двух тысяч фунтов.
Хачмен заметил это «у меня». Викки числилась директором небольшой подрядческой компании, принадлежавшей ее отцу. Причитающееся ей жалование она переводила на сберегательный счет и всегда называла его «нашим» – разумеется, когда не злилась на Хачмена.
– Нет, не шучу. Мне надо было купить оборудование.
– Я тебе не верю. Какое оборудование? Покажи мне квитанции.
– Попробую их разыскать. – Оборудование он покупал только за наличные, воспользовавшись чужим именем и адресом, и все квитанции впоследствии сжег. Вот уж поистине обучение нейтронов новому танцу требовало странных приготовлений. – Но я не уверен, что найду их.
Он беспомощно наблюдал, как из глаз Викки прозрачными ручейками потекли слезы.
– Я знаю почему ты не можешь показать мне квитанции, – произнесла она, всхлипывая. – Я знаю, что за оборудование ты покупал.
«Опять начинается, – в панике подумал Хачмен. – Другими словами, она обвиняет меня в том, что я потратил деньги на женщину или женщин или даже снял где-то квартиру...» Они оба знали, что она имела в виду, но в соответствии со стандартной тактикой Викки, если он сейчас начнет отвергать обвинения и оправдываться, для нее это тут же станет доказательством вины.
– Пожалуйста, Викки. Ну, пожалуйста, не надо... – Хачмен кивнул в сторону Дэвида.
– Я никогда не делала ничего плохого Дэвиду, – ответила Викки, – но тебе, Лукас Хачмен, я еще отплачу.
Пока Хачмен проводил окончательную сборку, у него медленно выкристаллизовывалось и наконец окончательно созрело горестное понимание того, что он никогда не сможет использовать свою антиядерную машину. Возможно, в глубине его сознания всегда гнездилась эта мысль, но, увлеченный работой, он не позволял себе в этом признаться. Руки сами продолжали работу над машиной, а он лишь смотрел, словно они и были ее создателями. Но теперь, когда машина стала реальностью, теперь перед ним встала чистая, пугающая своей многогранностью истина.
Факт номер один. Машину нельзя проверить в действии или использовать где-то локально. Прибор типа «все или ничего» – строго для людей такой же категории, к которым сам он, Хачмен, не принадлежит.
Факт номер два. Международные отношения, по наблюдениям некоторых обозревателей, слегка потеплели, а потому бомба и возможность ее применения стали для определенных кругов – гораздо менее привлекательными.