Хачмен выбрался из машины и прошел за ней в небольшой холл. Дверь лифта была открыта, и они ступили в алюминиевую коробку, уже держась за руки. Поднимаясь, они целовались — губы ее оказались мягкими, как он и думал, и она льнула к нему, прижималась бедрами, как он и ожидал. Следуя за ней в квартиру, Хачмен чувствовал, что у него дрожат ноги. Мебели в квартире было немного, но все со вкусом. В воздухе чувствовался слабый запах яблок. Едва закрылась дверь, Андреа сбросила пальто на пол, и они снова стали целоваться. Андреа была чуть полнее Викки, и ее груди казались тяжелее. Это невольное и непрошенное сравнение отозвалось странной ноющей болью в висках. Хачмен выкинул Викки из головы и впился в губы Андреа.
— Ты хочешь меня, Лукас? В самом деле?
— Да, в самом деле хочу.
— Хорошо. Жди здесь.
Она ушла в спальню, и Хачмен замер в ожидании. Вскоре Андреа вернулась. Кроме черного бюстгальтера с круглыми отверстиями для сосков — молочно-белая плоть словно выдавливалась из этих отверстий, и соски немного задирались вверх — на ней ничего не было. Шумно дыша, Хачмен сбросил свою одежду, прижал Андреа к себе и повалил на алый ковер. «Вот, — пронеслась мысль, — вот так, моя дорогая Викки…»
Спустя какое-то время он с ужасом обнаружил, что не чувствует… ровным счетом ничего, словно ниже пояса его накачали каким-то замораживающим лекарством, которое уничтожает любые ощущения. Смущенный и напуганный, Хачмен продолжал битву между своим телом и ее, сдавливал, хватал, прижимал…
— Успокойся, Лукас, — донеся до него далекий, будто со звезд, голос.
— Ты не виноват.
— Но я не понимаю… — тупо сказал он. — Я не знаю, что со мной.
— Сексуальная гипостезия, — ответила она не без сочувствия. — У Крафта-Эббинга этому посвящена целая глава.
Хачмен покачал головой.
— Но у меня все в порядке, когда я…
— Когда ты с женой?
— О боже! — Хачмен сдавил виски руками, потому что боль стала невыносимой. «Что ты со мной сделала, Викки?»
Андреа встала, прошла к двери, где лежало на полу ее замшевое пальто, и накинула его на плечи.
— Вечер был замечательный, Лукас, но завтра у меня множество дел, и мне надо поспать. Ты не возражаешь?
— Нет. Нет, конечно, — пробормотал он с какой-то ненатуральной учтивостью. Одеваясь, Хачмен пытался придумать что-нибудь такое… Умное и одновременно беззаботное, что сказать на прощание, но в конце концов не нашел ничего лучше, чем: — Надеюсь, завтра тебе повезет с погодой.
Никаких эмоций на ее лице не отразилось.
— Я тоже надеюсь. Спокойной ночи, Лукас. — И она тихо закрыла за ним дверь.
Лифт все еще стоял на площадке четвертого этажа, и Хачмен спустился вниз, разглядывая свое отражение в поцарапанном алюминии стен.
Невероятно, но после всего, что произошло, он еще и умудрился вернуться домой сразу после полуночи. Викки не спала. На ней была старая удобная домашняя юбка и кардиган, что видимо, должно было означать, что она провела вечер дома и за время его отсутствия у нее не было гостей. Она сидела перед телевизором, и, как всегда, ручка регулировки цвета была вывернута слишком далеко, из-за чего изображение на экране расплывалось и смазывалось. Хачмен подрегулировал цвет и молча сел в кресло.
— Где ты был весь вечер, Лукас?
— Пил, — ответил он, ожидая, что так или этак она начнет его опровергать, но Викки лишь сказала:
— Тебе не следует много пить. Тебе это вредно.
— Это полезнее, чем кое-что другое.
Она повернулась к нему и произнесла неуверенно:
— У меня создается впечатление, что… Все это действительно задело тебя, Лукас. Признаться, меня это удивляет. Разве ты не понимал, чем это может для тебя кончиться?
Хачмен взглянул на жену. Такой вот, в старой знакомой домашней одежде она всегда нравилась ему больше. Выражение ее лица, красивого и спокойного в приглушенном свете оранжевого абажура, казалось, еще сохраняло силу своего воздействия на него. Потом он подумал о первой партии конвертов, уже рассортированных, разделенных и вылетевших на первый этап своего путешествия, откуда их нельзя вернуть никакими силами.
— Иди к черту, — пробормотал он, выходя из комнаты.
Рано утром Хачмен отправился в Мейдстун и опустил там еще одну партию Конвертов. Погода стояла солнечная и относительно теплая. Вернувшись домой, он обнаружил, что Викки и Дэвид только-только сели завтракать. Сын пытался одновременно есть кашу и делать домашнее задание по арифметике.
— Пап, — возмутился он, — ну зачем в числах всегда сотни, десятки и единицы? Почему нельзя, чтобы были только единицы? Тогда не нужно было бы переносить остаток.
— Это не очень удобно, сынок. А почему ты делаешь задание в воскресенье?
Дэвид пожал плечами.
— Учительница меня ненавидит.
— Это неправда, Дэвид, — вступилась Викки.
— А почему она задает мне примеров больше, чем другим?
— Чтобы помочь тебе. — Она просительно взглянула на Хачмена. Он взял тетрадку, карандаш, быстро набросал ответы к оставшимся примерам и отдал Дэвиду.
— Спасибо, пап! — Дэвид взглянул на него восхищенно и с радостным воплем выскочил из кухни.