Во-вторых, он еще во власти миттельшпиля, из которого так тиранически вырвала его Матильда. Что хотите, а Капабланка так бы не сыграл. Это все Нимцович попутал: надо было слона на эф шесть.
В-третьих, когда его очередь подходит, он ласково смотрит в кассовый аппарат и молчит. Стоящие за «Экстрой» мертвят ему клешнями плечо, старушка с косичками больно щиплет за ляжку, но он только пыхтит. Ясно, сыр он «пробивает» вовсе в третью секцию, а за яйцами и так в кассу платить не надо, их продают с рук.
И вообще он ужасен! Запутавшись ногами в шарфе, он плюхается на пол посреди зала или к тотальному злорадству общественности побивает все пять бутылок с кефиром. Ему нужны брюки, но купил он пиджак.
Внезапно озаренный, он бросается к кассе и, крича: «Мне только доплатить двенадцать копеек!» — протягивает кассирше «четвертную». Кассирша смотрит на него долгим-долгим взглядом, причем от кассы исходит мерцание. «Сейчас я с ума сойду», — решает кассирша. Она зажмуривается, хочет крикнуть: ко мне! И обсчитывает клиента сразу на шесть с полтиной.
А теперь судите ее!
За глаза его в магазине называют Змей Горыныч по причине предельной въедливости, но любят. Всем он отец. Продавцы его предприятия сытые, вежливые, веселые. Он всем достал путевки и устроил детишек в лагеря, и план божеский.
Самой в прошлом — непременно фронтовик, контужен, отчего недослышит, но если в зале запахло порохом, он тут как тут, и его залповое: «Что вы хотели?» — звучит голубиным ворчанием. Он чище, чем Талейран, решает сложнейшие коллизии, завязывающиеся по линии — торг, план, покупатель, ОБХСС, — и магазин его вечно в передовых, а о том, что кого-то обсчитали, тут и не слыхано. «Книга жалоб» распухла от благодарностей, и ночью Я. М. Цеппелинчик восседает со счетами в своем кабинетике под непереходящим знаменем, словно в ночи под Аустерлицем.
При коллективных поездках на острова Зеленого Змия он обязательно с массами и трезв: доглядеть, не утоп бы кто из коллектива либо не сцепился с гуляющими по соседству молодцами из магазина «Спурт».
Своих продавцов он то и дело гоняет на курсы; в магазине чистенько, а очередь любая тает, как быстрорастворимый рафинад. Милости просим!
Это только для вас. Работает в промтоварах. Молода, царственна, недоступна. На голове — фортеция из чужих волос, в коих запутались обрывки мелодии «Даррогай далиннаю», конфетти и билет на Рафаэля.
Вы для нее — нуль, мираж. Она вся в грезе, в полете.
Вот мчит она в «Чайке» из Дворца бракосочетаний с Валерой… Или с Вадиком? Нет, конечно же, с Игорем…
— Девушка! А девушка! Этот пиджак мне на целую голову мал…
«Девушка» вас не слышит, не видит и с вами не говорит. Она уже в радиоотделе шепчется с этой коварной интриганкой Ириной, которая, ясно же, также не внемлет страдальцу, выясняющему, сколько ватт в этом динамике.
Затем к ним приходит Ляля из обувного и говорит, что она все видела на своем веку, но таких жутких типов…
Он сидит в обувном отделе на креслице уже два часа. За ним то, что когда-то звалось подругой жизни.
— Адам, сними это, — шипит подруга, — в лучшем случае ты их натянешь на нос…
— Но, Евочка, они мне по ноге и с пряжками!
— Этот мне питерский франт: не может без пряжки. Ах, да. Он же всю жизнь ездил на рысаках и купался в шампанском… Возьми те, за рубль тридцать четыре: элегантно, броско, практично.
— Но же, Евочка, они какие-то ортопедические!
— Девушка, куда вы там исчезли? Дайте во-о-он те, за три с четвертью… Жмут? Не может быть. Дай ногу, Адам, я сама! Н-не м-м-может б-быть… Что же ты кусаешься? Кто тебе оторвал ногу? Я? Деву…
И все-таки я гляжу на мир коммерции с оптимизмом. Совершенствоваться надо, самоподавляться. Поэтому, глуша грубый стон, готовый исторгнуться из души, я говорю голосом торта «Поцелуйный» (специальность «Кулинария» от ресторана «Кракатао»).
— Мадам, будьте добры пересчитать Я убежден, что эта маленькая неточность, эта пятерка, влезшая в чек, — результат вашей чудовищной душевной усталости…
И расцветает улыбка на лице, уже приготовленного для ярости. Один воздушный поцелуй, и в следующий раз вам нарежут хоть центнер охотничьих сосисок… К тому же вы «свой», не варяг, не транзитник. Вы ходите только сюда, а не валите с мешками куда попало, убивая бока граждан бидонами газа, везомыми на дачу. Вы бодры, изящны, подтянуты, даже в том разе, если только что прибыли путаным и зловещим маршрутом № 813, курсирующим дважды в сутки.
Всегда ли открыто ваше вечное перо, чтобы подчеркнуть героизм продавца-стоика, человека в целом вполне безразмерной души?..
Что там деньги, порою думаю я, две копейки, выпавшие из бюджета на пол, благоухающий колбасой и сырыми опилками… Ибо верно написано, граждане, в одном магазине: «Ничто не дается нам так дешево и не ценится так высоко, как вежливость».
Чем не художественное слово!
Более подробно о серии
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное