Читаем Путешествие к центру Европы полностью

Все хотят в рай. А рай — это Крым. Так сказал когда-то поэт, и администрация замечательного полуострова до сих пор не может расплатиться за эту поэтическую вольность. Поэтому, движимый состраданием к распорядителям крымских горных высей, я останавливаюсь у самых врат рая, в Правоалексеевке, и еду автобусом к северо-востоку. Двенадцать верст — и Девическ: ударение на букве «и», пляжи, «фрукта» и пристани, пахнущие пенькой, йодом, детьми капитана Гранта… В хорошую погоду виден остров Зверючий, а ночью островной маяк телеграфно переговаривается с континентом: «Точка — тире. Плывите сюда. Здесь необозримы пляжи, здесь гуляет ювелирно-хвостатый павлин и олени трутся боками о райскую яблоню, ибо сущий земной рай — здесь. Тире — точка…»

Я и рад бы в рай, да не очень пускают. Ибо, помимо перечисленных маяком прелестей, на Зверючьем также наличествует Хазаро-тьмутараканский заповедник.

— Ружье у вас есть? — спросили у меня местные люди. — Или собака?

— Что вы! — отвечал я. — Просто очень хочу поваляться на тамошних пляжах.

— Мир широк, — дипломатически сказали хозяева рая. — Кстати, ловушек или других орудий добычи зверей и птиц у вас с собой нет?

Я открыл чемодан и честно показал нехитрый отпускной инвентарь.

— Рай ведь не только там, — вздохнул райский распорядитель. — Поезжайте-ка на Пиратскую стрелку, а? Это почище, чем любой рай. А на Зверючий сам Киев нс пускает.

Я с трудом дозвонился до днепровских широт, и в телефонной трубке раздался гром: на проводе был сам Киев. Он спросил, не собираюсь ли я заняться на острове выпасом скота. Я кротко сказал, что не собираюсь. Киев замолчал, оставив вопрос открытым. После попытки договориться о поездке на остров с двумя министерствами и даже с одним товарищем по фамилии Хаки (возможно, я расслышал неточно) я пошел на пристань, связал вещи кульком и отправился на Зверючий вплавь.

— Алло! Сбор грибов, плодов и цветов вы не намерены там производить? — окликнул меня кто-то с берега. — Или фазанов?

— Нет! — ответил я и пустил пузыри.

Меня выловили и повезли на Пиратскую стрелку. И тут я понял, насколько правы были местные люди, утверждая, что мир широк…

Я живу в пансионатском домике, в двух шагах от моря. Единственный мой компаньон — местный сторож Иван Иванович, старый капитан, просоленный всеми океанскими широтами мира. Пока сезон не начался, Иван Иванович — первый министр, гофмаршал и верховный судья здешних мест. Ему не подчиняется только ветер.

— Вот если б он дул бы оттуда, — загадочно говорил морской волк, — тогда б было б дело.

Известно, какое дело: бычки, жирный «колкан» — камбала, судак. Спортивная охота разрешена круглый год по всему Приазовью. В семь утра капитан варит уху и демонстративно кашляет под моей террасой. Я понимаю, что мое штатское разгильдяйство возмутительно, встаю и кидаюсь прямо с постели в сонный прибой. Затем я сохну на песке, где лежит прибитая за ночь «комка», водоросли с ракушками. Грубое слово, но одно бывшее здесь недавно медицинское светило утвердило, что целебным качествам «комки» нет цены — в ней йод, железо, еще какие-то суперполезные элементы…

Следует день, вспоенный ромашками, полынью, дикими степными травами. Ласточки кричат обеспокоенно: скоро пансионат откроется, и сюда уже приехал его шеф-повар, Владимир Михайлович Нога. В жаркое время он ухитряется первоклассно кормить публику бифштексами и печеньем курабье. Сейчас он, словно архистратиг, осматривает свой арсенал: мортирные жерла чанов, аэродромы «жаровочных поверхностей» и холодный цех, откуда будет вестись пристрелочный огонь салатами.

— Жаль только, — мрачнеет шеф-повар, — что Ново-Хатское хозяйство опаздывает с пищепродуктами.

Да! Я обязан вместе с тсв. Ногой возвысить свой голос «за курен». Курортная общественность кушает их с особым энтузиазмом, а снедь нерегулярно подвозится из города по Бердышной дороге.

Впрочем, за такую магистраль даже тишайший царь Алексей Михайлович отрубил бы голову боярину, ведавшему тогдашним дорогохозяйством. Есть, правда, и «чугунка», но строптивые начальники из Приднепровской дороги ни в какую не хотят делать остановку у пансионатов. И отпускник вынужден тащиться с чемоданом до пансионата пешком. Сам товарищ Соболь, первый секретарь райкома, сражается, как леопард, за возможное улучшение, но одних местных сил не хватает…

Я иду по дороге мимо пансионатов, благо, налегке, и бриз овевает мое лицо. Люди добрые, как хорошо здесь и как могло бы быть лучше! Если бы центр уделял внимание, а заодно — деньги. И зачем бы тогда действительно в Крым, если для любителей экзотики и малолюдья здесь впрямь райское место. Истинно говорю вам. Тем более что все время муссируется кошмарный слух: врата крымского рая — Чонгарский мост — якобы перекрыты, и два милиционера — Петр и Павел, звеня ключами, сортируют отпускные души на праведников с путевками и грешников без таковых. От ворот поворот…

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Крокодила»

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное