Путешествие к центру Европы

Из дверей класса вывалилась еще одна родительская чета. Их семилетний сын не мог вспомнить, в каком именно месяце Марр вывел свою теорию четырех элементов. А уж сколько занимались с этим трудолюбивым парнем. Как бились, как мучали…

— Теория относительности! — раздался трубный голос из класса. — Не выучили? Так, так, так…

Не слушая далее, отец Карзинкин схватил свое чадо в охапку и побежал к выходу, туда, где висели строгие, но с добрыми глазами портреты Ушинского, Макаренко и Песталоцци…

«Позор мне! — мысленно проклинал себя Карзинкин. — Стыд. Все-то я поставил на самотек, невежда, отстал от жизни. Ведь это раньше так считалось, что детей перед школой учить — только портить. Я-то, я-то все на свежий воздух да на витамины налегал, орясина! А тут, понимаете, у других-то родителей дети и на фисгармониях, и на баянах, и на этих, как их, теориях невероятности. Да, видать, я и вправду «пла-хой о-тес»!»

И быстрым шагом отец Карзинкин и его любимая дочь Светлана двинулись в научный зал государственной публичной библиотеки.

НА СТАРЫЕ ДРОЖЖИ

Письмо начиналось со слов «Досточтимые авторы!» и заслуживало полного текстуального опубликования на страницах печати. Только из соображений экономии мы ограничимся кусками этой потрясающей прозы:

«С прискорбием сообщаем вам, товарищи литераторы, что в нашем хлебоприемном пункте «сгорели» от живительной сорокаградусной влаги четыре человека. По той же причине все шоферы грузовиков лишались прав, а количество аварий, потерь человеко-дней, травм, битых физиономий и общих безобразий не поддается учету.

Территория нашего района не уступает некоторым европейским державам, а таких стран, как Люксембург, Монако, Лихтенштейн и проч., разместится здесь, наверное, до тысячи с Ватиканом в придачу. Много складов. Кладовщики, упившись, находят приют под сенью сих рощ, гор и завалов, а посторонние лица оформляют документы на грузы. Не подумайте товарищи мастера прозы, что нет будок с охраной. Есть. Но то и дело директорский «ГАЗ» развозит мертвецки пьяных стражей по домам. Да что увозы, уволакивания, замена постовых… А ковбойские драки! А утеря огнестрельного оружия или пальба по живым, а равно мерещущимся целям? Слава провидению, пока ни в кого фактически не попали, ибо пьют «на старые дрожжи», и цепкости в пальцах нет».

Ах, эти «старые дрожжи»… Есть смысл прокомментировать настоящий термин для трезвой части нашей читающей общественности. Он означает, что субъект (допустим, сторож) принимает объект (скажем, алкоголь), еще не протрезвев. И пошло все сначала. Субъект сатанеет и бросается с «ружжом» на тверезые слои публики. Та негодует и призывает отмстить неразумным. Кто требует упекать их за решетку, а кто — за сухой закон…

Мы лично считаем, что тут социология нужна и статистика. Последняя утешает. Если взять на круг не только европейские державы, но даже и Японию с Индией, то отечество наше занимает золотую середину по количеству алкоголя на душу. Смотрите, кто бы, например, мог подумать, что тихая швейцарская душа потребляет в год свыше двенадцати «полдмитриев»!.. Франция, Швеция и Финляндия также бьют нас наголову в данном вопросе.

Это мы разобрали, сколько где пьют. А что пьют? Здесь получается явно «хужее», как сказал бы иной отсталый гуманитарно субъект. Покуда страждущая французская душа гасит свой запрос каким-нибудь там бургундским, наш обследуемый тяготеет к «очищенной». Тут география повлияла. Попробуйте, верно, обойтись в Нарыме бургундским. Тьфу! От климата врежешь, по выражению идейно затормозившихся кустарей, «единую», и тебе — «Христос босыми ногами по сердцу».. Врезал единую, другую, мозг и ослаб. С бургундского наутро хоть тайну тунгусского метеорита решай, а способись после водочки! Поэтому мы подходим теперь к социологии: как пьют?

Недавно напился профессор Габирнатор. Вы, конечно, понимаете, что фамилия эта вымышленная. Человек не может жить с такой фамилией, и мы ее придумали в уме, чтобы не бросить частокольную тень на ореол нашей науки.

Всю жизнь, посвященную жизни и деятельности кроликов, К. Габирнатор провел, орошаясь чаем. Алкоголь был для него исключен, как инфаркт у рыбы. Не алчен, кроток. Не человек, а крот без твердого знака! И, пожалуйста, напился, будто ломовой извозчик. И все потому, что был увенчан докторскими лаврами, а друзья заставили их обмыть посредством банкета.

Гуляли они, понятное дело, в «Вене». Кроликовед тяпнул одну и отщипнул от лаврового венка, в котором сидел на председательском месте. Вторую, по наущению друзей, врезал. Венок более не теребил. Следующие, кажется, трахал или выкушивал. Не знаем. После того как общество пропустило «восьмую» просто так, на нервной почве тов. Габирнатор запел «Среди долины ровные» срывающимся фальцетом.

— Казик, — сказала профессорская жена, — съешь нототении.