Путешествие к Центру

Однако чем ближе становились наши расы, тем больше возникало трений. В конце концов мы поняли, что стали слишком близки. Когда начинает расти вражда, ее нельзя ни удержать внутри, ни направить в другое русло. Мы попали в замкнутый круг, превративший череду отдельных инцидентов в цепь разрушительных конфликтов. А когда начались бомбардировки, остановиться было уже невозможно. Либо геноцид, либо небытие, и вопрос состоял лишь в том, которая из рас будет либо уничтожена, либо превратится в рабов. Для переговоров о мире посредники нам были не нужны, поскольку расселились мы очень слабо, в куске пространства порядка сотни световых лет в диаметре, и как только стало известно, что в дюжине мест началась резня, другого ответа, кроме ввода Военно-космических сил, не оставалось. Если бы мы промедлили, то, вероятно, были бы уже уничтожены. В результате мы потеряли половину населения вне системы и заметную часть внутри — особенно на поясе и на внешних точках.

— А вы уверены, — спросил я, — что драку абсолютно невозможно было остановить?

— Да нет же, черт возьми, — отрезала она. — Не надо мне тут заливать тетронские штучки насчет совместного сосуществования, Руссо. Мы все это знаем. Мы знаем, что наша галактика — большая и в ней полно разумных гуманоидных рас, и мы хотим быть частью одной большой и счастливой семьи, как все остальные. Но раз уж бойня началась, то нельзя впадать в оптимизм. Приходится каждый раз, когда ложишься спать, беспокоиться, как бы, проснувшись, не узнать, что за ночь все человечество вымерло от чумы, выращенной саламандрами, или Землю превратил в груду мусора какой-нибудь корабль-планетокол. Раз уж они начали нас убивать, то мы должны были первыми покончить с ними. Вот и все, что оставалось делать. У тебя нет никакого права говорить, что мы неправильно поступили, потому что тебя там даже не было. Ты здесь ишачил на Тетрон, помогая этим лицемерам с обезьяньими рожами удерживать первенство среди технологических рас галактики. Сам понимаешь, некоторые из людей вообще могут посчитать такое поведение предательством.

Я и в самом деле это понимал. Но сдаваться не собирался.

— Дело не в одних тетраксах, — возразил я ей. — В Небесной Переправе живет несколько сотен различных рас. Это единственное место во всей галактике, где каждый должен сотрудничать со всеми. В КИЦ работают ученые десятков миров, включая Землю, и если есть где-то во вселенной зерно настоящего галактического содружества, то только здесь. Возможно, работа, которую мы ведем, и способы, которые применяем, — единственное, что спасет население целой галактики от гибели в бессмысленных войнах.

— А может, и нет. — Ее слова прозвучали как аргумент человека, не собирающегося сдаваться под напором разумного критицизма.

Затем она добавила нечто действительно интересное.

— Может быть, этот железный искусственный мир — единственное, что осталось от последней межзвездной войны. И именно поэтому на нем выжжена атмосфера, а верхние слои выморожены. Черт, да война может до сих пор продолжаться там, внизу, — и хозяева никогда не вылезали на поверхность именно потому, что они все, до последнего, пережили катастрофу.

Я вынужден был признать существование такой вероятности. Мысль о том, что это может оказаться правдой, была самой угнетающей из всех, с которыми до сих пор мне приходилось сталкиваться. Что бы ни ждало нас в центре, оно наверняка должно быть лучше. Из всех возможных решений загадки Асгарда наиболее тягостным было бы узнать, что наша общая цивилизация-прародитель уничтожена межзвездной войной. Даже капитану с ее темпераментом волчицы оно не очень-то было по вкусу.

— Галактические расы достаточно похожи друг на друга, чтобы быть членами одной семьи, — сказал я. — В действительности у вас и у меня больше общих генов с гориллами и шимпанзе, но по особенностям работы мозга люди и саламандры, — черт, даже тетраксы и вормираны — практически зеркальные отображения друг друга с очень маленькими различиями.

— Это точно. А девяносто процентов убийств случаются в семье. И так было со времен Каина и Авеля… и, похоже, будет всегда. Межзвездные расстояния лишь упрощают ссоры, вот и все.

— Надеюсь, вы не правы. От всего сердца надеюсь, что не правы.

— О черт, Руссо, — сказала она. — А что, по-твоему, я ощущаю? Но ведь одной надежды мало, не так ли? На это мне нечего было ответить.

Глава 21

Не знаю, что за странный инстинкт руководил Саулом Линдраком. Я не уставал восхищаться его поворотами и принимаемыми решениями. Возможно, когда он нашел путь к центру, им двигало исключительно упрямство, возможно, именно упрямство является ключом к решению любой проблемы. Одно не подлежало сомнению: маршрут вел нас в весьма своеобразную местность.

Старатели почти всегда охотятся в тех районах подземелья, где сконцентрированы какие-либо технологические конструкции. В конце концов мы ищем артефакты, и любой старатель надеется найти какую-нибудь сногсшибательную вещицу, которую никто до него не встречал. Вот уж куда мы никогда не ходим, так это в дикие места.