Путешествие длиною в жизнь

Вышли на траверз Рога. К утру 20 марта ветер усилился, и мы двигались довольно прилично. Соответственно нас и качало. Было окончательно решено остановиться в Джибути. Тур уже строил планы, как бы войти в порт Джибути поэффектнее. Его идеи крутились вокруг весел. Пусть бы Би-би-си пригласило человек двадцать гребцов, они бы разместились вдоль бортов, и зрелище получилось бы, как на древнеегипетских фресках…

Герман планировал слетать из Джибути в Мексику, привезти оттуда компрессор и подводные светильники, которые сам же с Бахрейна в Мексику и отослал…

Курс держали вест-зюйд-вест. Моя вахта была с двух до четырех ночи. Вместе с Карло. Мы поговорили мирно, спокойно, потом замолкли, каждый думая о своем. Звезды, луна, волны и парус настраивали на молчание, а скрипы лодки и стрекотание сверчков создавали музыкальный ненавязчивый фон…

Отчего нас упрямо сопровождали одни и те же рыбы? Мы уже знали их, как говорится, в лицо. Они пересекли вместе с нами Аравийское море, прошли около двух тысяч километров без отдыха, без сна — что их влекло? Непонятно…

24 марта в 17.30 стали свидетелями полного лунного затмения. Мы не знали, что оно предстоит, и поэтому, когда Герман заметил на луне странную тень, заспорили, что это. Споры разрешила лоция, в которой о затмении предупреждалось. Луна постепенно скрылась в тени Земли, и на ее месте образовался красивый красновато-коричневый шар. Он был особенно красив при наблюдении в бинокль.

Тур сказал: "Чего только мы с вами не насмотрелись! Арабский Восток, Индия и даже вот — лунное затмение!"

Все чувствовали, что путешествие близится к концу, и наша временная обитель от этого становилась нам дороже и дороже.

Стояли ночную вахту вместе с Эйч-Пи. Разговор наш был совсем уже сухопутный: кто чем будет заниматься после окончания экспедиции. Эйч-Пи собирался наняться на буровую установку в Атлантике:

— Там хорошо платят, а ведь я сейчас живу в долг: правительство дало мне кредит на время обучения, и я обязан вернуть эти деньги.

Слушая его, я думал: вот и разбегаемся кто куда и через какое-то время спохватимся — да полно, был ли "Тигрис"? А Эйч-Пи продолжал:

— Теперь я, наверное, плавать не брошу. У друга есть парусная лодка, а потом когда-нибудь куплю свою — и в море. Только нужна гипотеза. У тебя нет лишней гипотезы?

Мы рассмеялись. И оба знали, над чем.

Утром 27 марта нас посетил первый посланец суши. Забравшись на мостик, я увидел, что Карло фотографирует дивную тропическую птичку с длинным тонким носом и красивым гребешком-хохолком.

Утром же я наблюдал пиршество крабиков. На лодке их было множество, они совсем маленькие, 4–5 сантиметров в диаметре, очень шустрые и любопытные. Днем они обычно грелись на солнышке, выползали на палубу или сидели на борту. Двое жили на корме. Я прозвал их Федя и Маша, они были трогательно дружны и всегда вместе. За ночь на борт залетело не меньше десятка рыбок, и крабики с аппетитом их ели.

В хижину влетел Норман. Он совершал омовение и натолкнулся на что-то вроде медузы, и это "что-то" обстрекало его. Протер его нашатырем, заодно поврачевал и руки Рашада, который опять плавал у бортов и привязывал брезент. Ладони его были сплошь изрезаны. Обработал их спиртом и пластизолем, замечательным спреем, застывающим бактерицидной пленкой.

Тору стоял у борта и вглядывался.

— Не кажется ли тебе, что видна земля? — спросил он.

Я всмотрелся — да, земля. Это же подтвердил с мостика Норрис:

— Ура, Тору увидел землю!

— Не просто землю, — уточнил я. — Тору увидел Африку.

— Ха-ха! — не поверил Норрис. — Это не Африка, это Аравия.

Однако взяв азимут, мы убедились: исторический момент настал. 28 марта 1978 года в 12.40 "Тигрис" достиг берегов Африки. Вскоре мы увидели и соседнюю Аравию. И пролив между двумя материками. Теперь уже до Джибути было рукой подать…

Услышали шум мотора. С правого борта очень низко и на большой скорости приближался самолет. Он прошел бреющим полетом над самой мачтой. Лодка мгновенно стала похожей на муравейник — все бросились за камерами. Тур кричал: "Снимайте незаметно!" Самолет был военным, противолодочным разведчиком, с французскими опознавательными знаками. Он трижды облетел нас и скрылся в направлении Джибути.

Прострекотал вертолет, военный, американский, за ним — другой, французский, тоже военный. Выскочил из-за горизонта "Мираж", спикировал на "Тигрис" и буквально с трехсот метров взмыл свечой. Норман, бывший летчик с "Каталины", аплодировал: "Великолепно! Браво, пилот!"

Но мы не испытывали особой радости. Мы входили в зону, где выглядели так же неуместно, как скрипучая телега на военном параде. В Сомали переворот, в Эфиопии — революция. Конкретной политической обстановки мы, конечно, не знали. Знали только, что, несмотря на ее напряженность, нам надо где-то пристать.

В Народно-Демократический Йемен мы могли идти хоть сейчас, но Аден уже остался в стороне. Аравия не годилась — для завершения путешествия требовалась Африка. Значит, в соответствии с планом, — Джибути. Во всяком случае — как промежуточная остановка, на которой мы смогли бы оглядеться и что-то решить.