Путаный след

Невысокая, по глаза закутанная в черный платок женщина остановилась у прилавка.

— Да никак дедушка Антон? Жив еще, — тихо сказала она.

Дед оглядел ее внимательно, но признать не смог.

— Жив, жив. А ты-то кто? Знакомый голос-то, а не признаю никак.

— Что меняешь? — все так же тихо спросила она. — Еды бы какой!

Он все приглядывался к ней.

— Каб не платок, узнал бы, может. Еды, говоришь, — он решился. — Линьки у меня. Сегодняшние.

Она даже переступила с ноги на ногу. Недоверчиво покачав головой, переспросила:

Линьки?

Он улыбнулся:

— Ну.

— Живые, скажешь?

— Другими не торгуем. Тухлых сам не люблю и другим не сую! — похвастался он и снова спросил: — Чья же ты? Укуталась, да и говоришь, ровно тебя подслухивают!

— Живые лини! Как в праздник! Да не смотри, дедушка Антон, не узнаешь. Анка я — стрелочникова жена.

Он даже ахнул про себя. Жена стрелочника Ивана, расстрелянного, как он слыхал, немцами.

— Анка! Да как ты изменилась!

Она быстро сказала:

— Прячусь я с детьми по людям. Найдут — беда будет. А деться некуда. Так вот каждый день и ждем смерти… Что ты за линьков-то просишь?

— Табачку хотел, — проговорил было дед и вдруг подтолкнул корзину к ее ногам. — Бери! Всех бери, слышишь! Не подохну я без табаку!

— Постой, дедушка Антон, — остановила она его. — Твоё счастье. Есть у меня махорка. От Ивана осталась. Сейчас я тебе принесу да заодно и мешок под рыбу возьму.

И она торопливо ушла. А дед стоял и всё думал, как обрадуются ее ребятишки, когда она нажарит им рыбы.

— Пёс бы с ним и с табаком, — приговаривал он.

Анка еще не успела вернуться, как дед услыхал громкие слова:

— Торговля надо обязательно! Торговлей не будет бандит!

— Комендант! — бабка с подсолнухами принялась вытирать прилавок рукавом.

Дед увидел невысокого немца с узорными погонами на плечах кожаного пальто. На щеке немца чернело большое родимое пятно. Глаза цепко осматривали все вокруг.

Два автоматчика, как две тени, двигались за спиной коменданта. А он быстро шагал вдоль лотков, брезгливо оглядывая торгующих.

— А, и ты тут, — проворчал дед, увидев, как к коменданту, сияя и кланяясь, подбежал тот самый парень, что подвез сегодня его. Он что-то сказал коменданту. Тот тоже улыбнулся и потрепал парня по плечу. Потом подошел к лотку, где расположились старьевщики.

— Здесь он торговать! — показал немец на парня. — Он — честный торговлец! Вы убирайтесь! Туда. К забор.

Старьевщики, суетясь и дрожа, стали собирать свой скарб

— Только бы Анка сейчас не пришла, — испугался дед. — Беда может быть!

— Шнель! — крикнул немец старьевщикам. — Ну!

Из-под лотка старьевщиков выскочила напуганная кошка. Комендант нагнулся и погладил её рукой в перчатке. Парень быстро выхватил из кармана какой-то кусок и бросил его кошке.

— О-о-о, — одобрительно пропел комендант. — Тоже любишь скотинушка!

И тут дед увидел Анку. Она шла через базар к нему.

— Пронеси нелегкая, — прошептал дед и вздрогнул, заметив, что парень наблюдает за Анкой.

— Анка, беги, — шептал дед. — Неужто не видишь, а? Эх!

А парень уже двинулся в сторону коменданта, не сводя с Анки глаз.

Комендант как раз подошел к лотку, за которым стоял дед.

И вдруг дед рванул корзину на прилавок. Он опрокинул её, и зелёные лини хлынули на прилавок вместе с мокрой травой.

Линьки! Сладкие да свежие,

лучше, чем прежние-ее!

Не ешь свинину,

Покупай линину-уу! –

Нараспев во весь голос завопил дед.

— Что такой! — закричал комендант, и пятно на его щеке задергалось.

От крика Анка подняла голову, на мгновение замерла и тут же метнулась в сторону и исчезла из виду.

— Слава богу, — проговорил дед про себя и снова заорал:

Ли-ни-и!! Ли-ни-и!

Сладкие да свежие,

лучше чем…

— Молчать! — гаркнул комендант и поискал глазами парня.

Тот в секунду подлетел.

— Что есть такое? — тихо спросил немец. — А?

— Дак простая рыба. Вку-усная больно, — услужливо-быстро ответил парень. — Свежачки. Мм. Попробовали бы. Вкуснее нет, — повторил он.

Но немец поднял к его лицу кулак в перчатке. Пятно на щеке задергалось еще сильнее.

— Почему она живая?! — показал он на линей. — Почему?! Ей больно! Она мучается!

— У вас свои порядки, у нас свои, — тихо пробормотал дед. — Вы, может, и падаль жрёте, почем знать. Мы вас не учим, и вы нас…

— Мольчи! — немец вырвал у деда палку и с яростью принялся колотить ею по рыбе.

— йн, цвай, драй, — приговаривал немец, рубя палкой.

Далеко с лотка полетела во все стороны липкая рыбья кровь.

— Айн, — приговаривал немец.

— В Погорелке старика расстрелял, — донесся до деда плачущий голос бабки с семечками.

— Цвай! — рубил палкой немец.

— В Мальгине Шуру застрелили, за коровой пошла поздно.

— Драй!

— Дочку мою в Германию услал…

Без разбора, по лужам шагал дед назад к себе на Цыганский остров.

Наверно, что-то случилось с его рассудком, потому что он все время повторял, словно в беспамятстве:

— Бери, Анка, линьков. Живые, как в праздник. А махорки не надо. Бери, Анка, линьков. Порадуй ребят…

ВОЗ СЕНА Рассказ