Зверю нравилось, когда добыча не видит, но чувствует его присутствие. Сначала ее трогает смутное, чуть уловимое волнение, которое постепенно перерастает в тревогу, заставляет ее высматривать врага, оглядываться, прислушиваться к каждому шороху, замирать в напряженной позе. Наконец, испуг достигает такой степени, что даже мышиный писк заставляет ее подпрыгивать. Но это имеет предел, переступив который слабая жертва сдается, а сильная продолжает бороться за свою жизнь. Больше всего ему нравилось охотиться за сильными. В последнее время такие попадались все реже.
Сегодня досталась слабая. Оправдывало то, что это самка. Зверь сделал все быстро: лишний шум мог бы переполошить селение и помешать завершить начатое дело. Он уже почти закончил, когда на свет выбежал еще один человек. Этот был детеныш. Он взывал к самке: «Мэри, где ты? Мэри, отзовись!». Зверь напружинил мускулы и заработал челюстями быстрее. Детеныш обежал вокруг колодца и застыл. Зверь поднял окровавленную морду, глухо зарычал. Он хотел было кинуться к детенышу, но тут что-то удержало его.
Остановило, словно внутренний приказ. Властный и жесткий.
В любой момент человеческий ребенок мог закричать. Но он молчал, затравленно уставившись на Зверя, и на его маленьком круглом личике ярко блестели глазки. Зверю не составило бы труда оторвать ему голову одним движением челюсти. Похоже, детеныш это знал. Под его ногами натекла небольшая лужица.
Ждать дальше становилось опасно.
Зверь щелкнул клыками и нырнул в ночь.
Если сегодня произошло такое, подумалось ему на бегу, следует подготовиться.
Осталось мало времени.
Питер тоскливо смотрел на тарелку с гороховым супом. От тарелки шел густой пар. Есть суп Питеру совершенно не хотелось. Головные боли усилились и особенно интенсивно терзали его по утрам. В ожидании, когда обед остынет, молодой лорд развернул свежий номер «The Times». Строчки сливались в однотонную чернильную вязь, упрямо не желая складываться в слова. Не послать ли прислугу в аптеку, рассеянно думал Питер. Приложив неимоверное усилие, он прочел: «В Германии престол занял новый кронпринц, Фридрих Вильгельм, нареченный Фридрихом Третьим». И еще: «Поступил в продажу первый фотографический аппарат компании „Kodak“, позволяющий делать до ста снимков».
Питер вздохнул и закрыл глаза. Свет больно резал веки. Раньше с ним такого не было. К тому же эта идиотская выходка в клубе… уму непостижимо.
— Как вы себя чувствуете, сэр Уолтер?
— Спасибо, миссис Гэмп, терпимо.
Кухарка принесла корзинку со свежеиспеченным хлебом.
— Вид у вас неважный, — скрыться от ее проницательного взора оказалось невозможно. — Может быть, отложите занятия по этой вашей… как ее…
— Хирургии.
Уолтер готовился стать врачом.
— Ну да, по ней.
— К сожалению, дорогая миссис Гэмп, нельзя. Никто за меня ее не выучит.
Пожилая женщина гремела посудой, чинно расставляя приборы по этикету. Перестук фарфора разносился по пустому залу сухим эхом. Она хотела уйти, но Питер сказал:
— Прошу, останьтесь, посидите со мной.
— Как угодно, — мягко согласилась миссис Гэмп. — Вы слышали, что творится в окрестностях?
— Нет. Что именно?
— Вы не знаете?! — кухарка искренне удивилась. — Говорят, в лесах от Милтона завелся оборотень!
Питер фыркнул:
— Очередная байка. Можно подумать, мы живем в средневековье.
— Скажите это трем мертвецам с вырванными сердцами, — веско возразила миссис Гэмп, сложив руки на груди. — Племянник моей подруги, миссис Руни, говорит, что сам его видел, вот как я сейчас вижу вас. Мальчишка застал адскую тварь на месте преступления и чуть не отдал богу душу. По его описанию, это огромный пепельно-серый волк с желтыми глазами и пастью, усеянной клыками размером с перочинный нож! Поговаривают, будто оборотень охотится только ночью — дневной свет способен его убить. Он выслеживает запоздавших прохожих, подкрадывается и раздирает их на части!
— Одичавшая, может, бешеная собака, — неуверенно покачал головой Уолтер, припоминая жесткие, как щетка, бакенбарды коронера.
— Как знать. Да только после вечернего звона я и носа за дверь не высуну. Так-то, сэр Питер. — Миссис Гэмп посмотрела на его тарелку. — Вы даже к еде не притронулись.
Питер съел пару ложек из вежливости.
— А что здесь? — он взглянул на блюдо с крышкой.
— Жаркое, сэр.
Уолтер снял крышку и мгновенно переменился в лице. Секунду он с замешательством разглядывал блюдо. Потом с каким-то восторгом наколол на вилку кусок свинины и проглотил, даже не прожевав. Закатив глаза, издал стон наслаждения. Подцепил мяса, еще и еще — пока на блюде не остался гарнир. Облизнув губы, Питер спросил:
— Миссис Гэмп, а у вас еще осталось мясо? Хоть немножко? Я готов проглотить целого кабана!
Двуногие забеспокоились не на шутку.
На следующую ночь вокруг деревни жгли костры.
Какие же они глупые, с презрением думал Зверь, обнюхивая кочки. Беспокоятся только о себе.
Будто поблизости нет других.