— Приглашаю, — засмеялась девушка и на правах сестры нахально похлопала святого отца по животу. — А в награду вы мне раскроете еще одну профессиональную тайну: как вы ухитряетесь совмещать принятые в ордене посты и вашу страсть к чревоугодию.
— Увы мне, увы. — Торо скромно потупился, изображая раскаяние. — Эти две вещи не совмещаются. Грешен я, ой как грешен… Мои духовные наставники в свое время приходили в отчаяние и пытались бороться за мою бессмертную душу… года два… а потом плюнули и оставили это безнадежное дело.
Кантор, знавший товарища Торо не первый день, подивился наивности и фанатизму наставников. По его скромному мнению, подобные затеи следовало оставить в течение недели-двух.
Кроме передачи для Кантора недобросовестный посланец притащил с собой два огромных ломтя сала с пряностями, небольшой бочонок вельбы, квашенной с перцем, двуквартовую банку маринованных моллюсков, ведро апельсинов и еще кучу всяческой провизии. Видимо, тоже намеревался познакомить сестру с шедеврами мистралийской кухни. В противном случае он бы все это давно съел сам.
Обед получился почти праздничным, несмотря на то что заботливая целительница каждому персонально указала, чего кому нельзя и что будет, если к ее предостережениям не прислушаться. В частности, спиртного она не рекомендовала всем поголовно, но послушались разумного совета только больные на голову (если не считать Савелия, который не пил вообще, даже в человеческом облике). Кантор, может быть, и наплевал бы на все предупреждения из обычной своей вредности и желания неизвестно что всему свету доказать, но насильно заставлять себя пить для этой сомнительной цели — это уж было бы слишком. А ему действительно не хотелось. Более того, при одном взгляде на соблазнительно булькающий бочонок вдруг накатила тошнота и усилилась тупая боль в затылке.
Поэтому Кантор оставил всякие мысли о выпивке, зато добросовестно уничтожил половину апельсинов, наблюдая за преображением товарищей под действием все того же бочонка.
К концу обеда, плавно перетекшего в ужин, он начал понимать Амарго и всех прочих непьющих людей, которых ему довелось встретить. Наблюдать со стороны за попойкой, в оной не участвуя, сначала неловко, потом неприятно, а под конец и вовсе противно. В какой-то момент Кантор просто не выдержал и тихонько смылся из-за стола. Благо ему уже не требовалась посторонняя помощь, чтобы доковылять до дверей и выбраться на свежий воздух.
Бревно у крыльца, служившее героям скамейкой, неторопливо покрывалось мокрыми точками. Несколько прохладных капель упали на лицо и на волосы.
Кантор заколебался — тащиться ли в дом за шляпой, остаться ли под дождем или вовсе отправляться спать? Пока он раздумывал, шляпа пришла сама. Вернее, не сама, а в компании плаща и товарища Торо, чья тень застыла в дверях, оглядываясь по сторонам. При этом святой отец занял своим телом весь дверной проем, рассчитанный на Гиппократа.
— Я здесь, — окликнул Кантор, присаживаясь на бревно. Даже если Торо специально подстерегал его, дабы поговорить по душам наедине, прятаться бессмысленно, да и недостойно.
— Опять голова? — уточнил мистик, пристально всматриваясь в потенциального пациента. — Или ты хотел о чем-то поговорить?
— Послушай, Торо, — не выдержал Кантор, — неужели кто-то и в самом деле приходит к тебе с жалобами добровольно и признается, что у него проблемы и он хочет поговорить?
— Сколько угодно, — ухмыльнулся толстяк, удобно располагаясь рядом и протягивая ему шляпу. — Не все же, подобно тебе, считают недостойным идти к священнику за советом.
— Я ничего не говорил о советах, — упрямо возразил Кантор, набрасывая плащ. — Я говорил о жалобах.
— А делиться своими проблемами можно, и не опускаясь до нытья и жалоб. Но ты не шарахайся, я не собираюсь настаивать. Просто мне кажется, что именно сейчас тебе мог бы понадобиться совет.
— Торо, я обязательно навещу тебя и спрошу совета, — пообещал Кантор, рассматривая вечернее небо, мрачно-сизое, без малейшего намека на солнце или луну (по цвету неба невозможно было определить, которое же светило там сейчас должно быть). — Но не сейчас. Жаль тебя разочаровывать, я вышел всего лишь подышать свежим воздухом, и ничего более. Впрочем, если ты так уж настроен поработать… один вопрос все же есть.
— Внимательно тебя слушаю. Если, конечно, твой вопрос не содержит глупостей вроде «А возьмут ли меня в орден Духовного Совершенства?» или «А где тут ближайший монастырь?».
— Где ближайший монастырь, я и так знаю, — усмехнулся Кантор. — И даже знаю, что он женский. Нет, такие мысли меня даже в худшие минуты жизни не посещали. И вообще, вопрос не обо мне. Меня волнует Жюстин. Ты сам должен был заметить, что она ко мне неравнодушна… Ведь мне не кажется? Это действительно так?
— И почему тебя волнует именно это?
— Боюсь, — честно признался Кантор. — За нее боюсь.
— Ты хочешь сказать, за ее обет? Она тебе тоже нравится?
Кантор кивнул, пряча глаза под широкими полями шляпы.
— Настолько нравится, что ты за себя не ручаешься? Роковая страсть, не поддающаяся рассудку?
— Нет. Просто нравится, не более.