Ну и как, получилось «как лучше»? — не унимался внутренний голос. И никто ведь не додумался встряхнуть болвана за шиворот и объяснить, сколь глупо ты будешь выглядеть, если все обернется не так, как ты рассчитывал! Хорошо получилось, ничего не скажешь! Распрощался с жизнью по всем правилам, и на тебе — вернулся!
Я не собирался возвращаться! — напомнил Кантор.
Однако вышло так, что вернулся. Жив и почти здоров. И выглядишь теперь как полный идиот.
Возразить на этот раз было нечего, поскольку и сам он чувствовал себя именно так. Полным идиотом.
Дождь усиливался и минут через пять уже хлынул в полную силу. Кантор забеспокоился, не отсыреет ли гитара, на всякий случай снял плащ и укутал футляр, оставшись в одной рубашке под дырявой курткой. Надо было все-таки определиться, куда идти, да поскорее убираться с неуютной улицы. Конечно, не к Ольге и не во дворец, а вот, например, к Элмару. Он единственный человек, который все поймет правильно и не станет задавать глупых вопросов. И еще у него можно легко и без особых усилий выспросить все, что нужно. А впрочем… наверное, лучше все-таки к Жаку. Во-первых, Элмар на радостях обязательно возжелает как следует выпить, а это не к добру. Хотя и хочется, впервые за последние три луны, зверски хочется напиться до беспамятства и забыть обо всем… Во-вторых, что еще хуже, у Элмара в доме имеется толпа слуг, для которых личная жизнь господ — интереснейшее развлечение, сродни телесериалам, которые существуют в Ольгином мире. И известие о внезапном приезде пропавшего мистралийца же разнесется по городу, обрастая слухами и домыслами… Ну нет!
Кантор резко встряхнулся, отгоняя от себя неприятные мысли о том, как подробности его несчастной любви будут смаковать городские сплетники, и решительно зашагал к дому Жака.
Идти было неблизко, и по дороге он успел основательно вымокнуть и замерзнуть. Где-то ближе к центру Кантора окатила водой из лужи проезжавшая мимо карета с гербами на дверцах, отчего он расстроился окончательно и даже перестал обращать внимание на дождь. Погруженный в свои невеселые думы, он еще несколько раз поскользнулся на мокрой брусчатке и один раз даже плюхнулся в лужу, не успев удержать равновесие, но хуже ему уже не стало. Хуже было некуда, а мокрый он был и без того.
Словом, жизнь сегодня казалась особенно отвратительной и паскудной, и, стуча в дверь, окоченевший и павший духом Кантор ничего больше не хотел, разве что лечь в ближайшую лужу и утопиться. А в особенности не хотел он никого видеть и уже сожалел, что пришел. Ну, на кой он тут сдался, у Жака своя жизнь и свои планы на вечер, может, они как раз с Терезой затеяли романтический ужин, а тут его принесло на ночь глядя… И зачем его вообще забросило в этот город? Что он тут забыл? Кому он тут нужен?
— Кто там? — послышался из-за двери испуганный голос Жака.
До сих пор от всего шарахается, трус несчастный… чего сам выполз дверь открывать, если так боишься, завел бы привратника размером с Элмара…
— Это я, — ответил Кантор, все больше сожалея, что пришел. — Диего.
За дверью невнятно ахнули, заскрежетали замки и совы — штук пять, наверное! — и внезапно осмелевший хозяин выскочил на крыльцо.
— Диего! — с непонятным восторгом вскричал он, и его сияющие искренней радостью глаза красноречивее всяких слов дали понять Кантору, что он, возможно, несколько ошибался насчет собственной ненужности. — Господи, Диего, это правда ты! Откуда, какими судьбами?! Заходи же скорей, мыша ты мокрая, дождь ведь на дворе!
— Ну, куда, куда… — проворчал Кантор, пресекая попытки обниматься. — Я же мокрый… Возьми лучше вот гитару, отнеси наверх, чтобы возле огня не стояла… Только футляр открой…
— Отнесу, открою, не переживай, заходи скорее. Сейчас мы тебя обсушим, согреем, — продолжал тарахтеть Жак, буквально втаскивая его в дом. — Раздевайся прямо здесь, скидывай свои мокрые шмотки вон туда, а я тебе найду во что переодеться… Ты же простудишься, дурила, ты что, вот так и шлялся под дождем в одной рубашке? Что за мазохизм такой непонятный? Ну, давай, давай шевелись, как разденешься, заходи в гостиную, там выпить есть чего, камин горит, погрейся, а я сейчас сбегаю наверх, найду тебе каких-нибудь покрышек…
На этом он, наконец, сделал паузу, и Кантор, который послушно начал раздеваться и как раз приступил к штанам, услышал в комнате подозрительные шорохи.
Ну, так и знал, там Тереза, и сейчас начнутся сочувствия, утешения и проповеди заодно… Жак тоже хорош, сказать не мог, вот было бы весело, если бы он сейчас в одних трусах ввалился…
— Кто у тебя там? — спросил он, и Жак беззаботно махнул рукой:
— Не беспокойся, не дама, можешь и трусы снимать, спорим на три щелбана, что они у тебя тоже мокрые?