А потом наедине объяснил Миртис, что намерен предпринять. Женщина засмеялась было, но один-единственный взгляд на каменное лицо колдуна заставил ее замолчать. Она познакомилась с Литанде задолго до того, как синяя звезда появилась между его бровей, и его тайну хранила исключительно из любви к нему. Сердце рвалось на куски, когда она видела, как страдает самый дорогой ей человек.
— Все будет исполнено, — пообещала хозяйка борделя. — Может, дать ей вина со снотворным, чтобы унять пыл? Тогда тебе будет легче воздействовать на ее разум магией.
— Раббен уже сделал это за нас, — с острой мукой в голосе ответил Литанде. — Когда наложил на нее чары любви.
— А ты хотел бы иначе?
— Все боги Санктуария смеются надо мной! Помоги мне, Всеблагая Мать! Да, я хотел бы, чтобы она не была послушным орудием Раббена. Тогда все могло бы сложиться по-другому.
Когда приготовления завершились, Литанде вошел в комнату, где не было ни единого лучика света, за исключением тех, что испускала синяя звезда. Девушка лежала на кровати, страстно протягивая руки к чародею:
— Иди ко мне, любовь моя, иди же!
— Сейчас-сейчас, — отвечал маг, присаживаясь рядом и поглаживая ее волосы с нежностью, которой даже Миртис не могла предположить. — Я спою тебе песню о любви, песню моего далекого народа.
— Все, что бы ты ни делал, радует меня! — извивалась на постели Берси. — Моя любовь, мой волшебник!
Литанде едва не завыл от отчаяния. Она так молода и прекрасна; она так любит его. И вот она ждет на ложе, приготовленном для них двоих, но между ними пропасть величиной с целый мир. Волшебник не в силах был это терпеть.
И тогда он запел красивым и глубоким голосом, который очаровывал людей сильнее, чем иное заклинание:
На щеках Берси заблестели дорожки слез.
Между лежащей девушкой и колдуном, чья мантия соскользнула на пол, выросла призрачная фигура, в точности копирующая Литанде — высокого, худого, со сверкающими глазами и горящей между бровями синей звездой, с белым совершенным телом, но с естеством, какого нет ни у одного смертного. Призрак двинулся к замершей в ожидании женщине. Ее разум воспарил и был захвачен, пленен, зачарован. Литанде позволил ей лишь на мгновение увидеть двойника, но сам оставался незримым, скрываясь в тени. А потом, после первого прикосновения, Берси зажмурилась от восторга. Волшебник легонько провел пальцами по ее опущенным векам.
— Узри то, что я даю тебе узреть! Услышь то, что я даю тебе услышать! Осязай то, что я позволяю тебе осязать, Берси!
Теперь она полностью находилась под чарами призрака. Неподвижный, с остекленевшими глазами Литанде наблюдал, как ее уста сливаются с невидимыми устами, и в каждый миг знал, кто прикасается к ней, кто ласкает. Захваченная иллюзией Берси снова и снова возносилась к вершинам наслаждения, пока, истомленная, не взмолилась о пощаде. И лишь для Литанде ее слова были горше полыни, поскольку обращалась девушка не к нему, а к его магическому двойнику.
Наконец, полностью удовлетворенная, едва не лишившаяся чувств, она распростерлась на постели, а когда открыла глаза, страдание во взгляде Литанде уже сменилось легкой грустью.
— Воистину, дорогой мой, — протянула она ослабевшие руки, — ты любил меня так, как ни один мужчина никогда не любил женщину.
Тогда в первый и последний раз волшебник склонился над девушкой и запечатлел на ее губах бесконечно долгий и бесконечно нежный поцелуй.
— Теперь спи, любимая.
А когда Берси погрузилась в счастливую дремоту, на глазах Литанде выступили слезы.
Задолго до того, как Берси пробудилась, собравшийся в дальний путь, при мече, колдун стоял в покоях Миртис.
— Заклинание рассчитано на долгий срок, — пояснял он. — Проснувшись, она поспешит к Раббену, чтобы поведать ему о Литанде — несравненном любовнике. О неутомимом Литанде, способном довести до изнеможения любую женщину. — В грудном бархатистом голосе чародея звучала обида.
— И к тому времени, как ты вернешься в Санктуарий, она успеет позабыть тебя сто раз в объятиях других любовников, — согласилась Миртис. — Мне думается, это самый лучший выход.
— Верно. — Голос Литанде предательски дрогнул. — Заботься о девочке, Миртис. Будь с ней добра.
— Обещаю тебе.
— Если бы она могла полюбить меня… — Маг запнулся и смахнул слезу.
Миртис, мучимая состраданием, отвернулась, не зная, как его утешить.
— Полюбить искренне… Но я побоялся, что не смогу снять наложенные Раббеном чары. А поверить, что она не предаст меня, узнав…
Миртис нежно обняла Литанде пухлыми руками:
— Ты сожалеешь?
В вопросе крылось второе дно. Возможно, он означал: ты сожалеешь, что оставил девочку в живых?
А может быть: ты сожалеешь о своей клятве и тайне, которую должен хранить до последнего дня?
Литанде решил ответить: