Путь волшебника

— Кто? — спросил он у стен, и медленно проступило имя: оно собралось и скатилось к нему подобно густой черной капле, выступившей из каменных пор и плесени: «Волл».

Фестина бросило в холодный пот.

О Волле Беспощадном он впервые услышал давно: поговаривали, что тот был больше, чем чародей, но меньше, чем человек. Волл шел от острова к острову до Дальних Пределов, разрушая строения Древних, порабощая людей, вырубая леса и вытравливая поля; всех же волшебников и магов, пытавшихся ему противостоять, он заточал в подземные склепы.

Беженцы с разоренных островов неизменно сообщали одно: он явился под вечер, с моря, верхом на темном ветре. Его рабы прибыли на кораблях — их видели, однако никто и никогда не видел Волла… На островах было много людей и тварей, служивших злу, и молодой волшебник Фестин, жадный до знаний, не слишком верил сказкам о Волле Беспощадном. «Я защищу этот остров», — думал он, памятуя о своей нерастраченной силе, и возвращался к дубравам и ольшаникам, к песням ветра в их листьях, к рокоту роста в стволах и ветвях, к тронутой солнцем листве и темным грунтовым водам, омывающим корни. И где же они теперь — деревья, его старые товарищи? Неужто Волл уничтожил лес?

Придя наконец в себя и поднявшись на ноги, Фестин дважды взмахнул напрягшимися руками и выкрикнул Имя, которым отмыкались все запоры и отпиралась любая сделанная человеком дверь. Но стены, пропитанные ночью и Именем своего строителя, не отозвались, не услышали. Слово вернулось эхом и отдалось в ушах Фестина с такой силой, что он упал на колени, обхватил голову и оставался в этой позе, пока отзвук не замер в сводах, высившихся над ним. Затем, все еще оглушенный отдачей, он сел и погрузился в тягостные раздумья.

Люди говорили правду: Волл силен. Здесь, на его территории, в стенах заколдованной темницы, его магия устояла бы при любом прямом нападении; сила же Фестина наполовину уменьшилась из-за потери посоха. Но даже такой тюремщик не мог лишить Фестина собственного могущества, способности к проецированию и превращению. А потому волшебник потер виски, теперь болевшие вдвое сильнее, и преобразился. Его тело бесшумно растаяло и превратилось в легкое облачко.

Неспешно, сторожко туман оторвался от пола и устремился по скользким стенам, пока не нащупал стык со сводом — трещину шириной с волос. Он просочился, капля за каплей. Он почти выбрался, когда налетел ветер — горячий, как от печи; налетел и начал расшвыривать и сушить капли. Туман поспешно втянулся обратно в свод, образовал на полу спираль и вновь стал Фестином, простертым на полу и задыхающимся. Для интровертов вроде Фестина превращение чревато эмоциональным потрясением; в сочетании с угрозой нечеловеческой гибели в необычном образе оно по-истине ужасает.

Какое-то время Фестин лежал и просто дышал. Кроме того, он злился на себя. Бежать под видом тумана — расчет исключительно простодушный. Любой дурак знает эту уловку. Наверняка Волл поставил горячий ветер в качестве часового.

Фестин превратился в маленькую летучую мышь, взлетел к потолку, вторично преобразился в тонкую струйку обычного воздуха и просочился в щель.

На сей раз он беспрепятственно выбрался и легким дуновением полетел через зал к окну, но острое чувство опасности вынудило его собраться и обернуться первым пришедшим на ум мелким предметом — золотым кольцом. Очень кстати. В виде кольца он лишь испытал легкий озноб от порыва ледяного ветра, который рассеял бы его воздушную ипостась и превратил в хаос без надежды на восстановление. Когда буря миновала, он так и остался лежать на мраморном полу, прикидывая, в каком виде ему будет сподручнее выбраться из окна.

Он покатился прочь, но слишком поздно. Огромный тролль с пустым лицом метнулся смерчем, поймал увертливое кольцо и зажал в исполинском известняковом кулаке. Тролль подбежал к люку, вцепился в железную ручку, распахнул, после чего пробормотал заклинание и бросил Фестина в темноту. Тот пролетел сорок футов и звякнул о каменный пол.

Вернув себе подлинный облик, он сел и потер ушибленный локоть. Хватит ему превращений на голодный желудок. Он отчаянно тосковал по посоху, при помощи которого мог бы добыть любой обед. Без него можно менять свою форму и творить некоторые чары, но для себя не вызовешь ничего — ни молнии, ни бараньего ребрышка.

— Терпение, — сказал Фестин.

Восстановив дыхание, он превратил свое тело в пленительную смесь летучих масел, в упоительный аромат жаркого. Он вновь поплыл к трещине. Тролль-стражник подозрительно принюхался, но Фестин уже обернулся соколом и устремился прямо к окну. Тролль бросился за ним, отставая на несколько шагов, и заревел густым каменным басом: «Сокол, держите сокола!» Фестин уже падал с высот заколдованного замка в лес, простиравшийся темной грядой к западу; солнечный свет и блеск моря слепили, и волшебник ловил ветер подобно стреле. Но его отыскала стрела пошустрее. Он с криком рухнул. Солнце, море и башни закружились и сгинули.