Путь волшебника

Принцесса носит волосы распущенными, если не считать серебряного обруча. Кожа у нее гладкая и белая, словно молочный шоколад, улыбка нежная. Голые руки сильные, все в металлических браслетах, простое платье ниспадает до полу. Ноги босые.

Принцесса и волшебница оглядывают друг друга, принимая как есть перемены и радуясь тому, что осталось прежним.

— Ты знаешь, почему я здесь, — говорит волшебница.

— Да, знаю.

Гостья описывает ужасы, которые видела в зеркале: нападения инкуба и порожденные им страдания.

Принцесса задает вопросы, делает выводы. И в конце концов говорит:

— Моим воинам не справиться с такой угрозой. Это дело для тебя.

— Да, знаю.

Волшебница действительно знает достаточно, чтобы испытывать страх.

В скрипящем и дребезжащем автобусе пахнет выхлопом, чипсами «Доритос» и фруктово-цветочными девчоночьими духами. Ханна сидит у окна и смотрит, как над горами восходит солнце. На коленях у нее CD-плеер, в ушах наушники; мысленно она за много миль отсюда.

Они едут на практический библейский семинар.

Сестренка Франни со своей лучшей подругой Кристой сидит по ту сторону прохода. Склонив друг к другу головы, они шепчутся и хихикают. Их болтовню заглушает рокот автобуса.

Петер сидит на четыре ряда впереди, разговаривает с двумя парнями.

Он стал священником их прихода четыре года назад. Тогда ему было двадцать пять, и он производил впечатление харизматического идеалиста. Мать Ханны не пожалела хлопот, чтобы он занял этот пост, а когда ее усилия увенчались успехом, пригласила его на ужин. Испекла нежнейший куриный пирог, и они слушали рассказ Петера о Гватемале, где он провел волонтером целый год. С сияющими глазами он описывал, как строил дом для бедной семьи или на пыльной улице играл в мяч с компанией хулиганистых мальчишек.

Петер поведал о своих планах насчет молодежной группы; ему хотелось расшевелить ребят.

— Больше энергии! — восклицал он. — Больше страсти в стремлении к Христу!

Священник добивался, чтобы они были активнее в своем служении. Проповеди должны проходить динамичнее; было бы здорово, если бы они сопровождались музыкой.

— Знаешь, а наша Ханна поет, — сказала ее мать. — И играет на синтезаторе.

— Фантастика! — воскликнул Петер. — Я собираю в школе прославления ансамбль. Хочешь попробовать?

Конечно, она ответила «да».

Той ночью Ханна лежала без сна, думая о нем. Своим обликом он помогал вообразить Иисуса: красивый и добрый. Его хочется слушать. От него невозможно оторвать взгляд.

Это было до пришествия демонов. (Отчаяние. Гнев. Вина и стыд. Отпадный квартет.)

Петер встал и пошел по проходу, то и дело задерживаясь, чтобы поприветствовать сидящих. Долго разговаривал с Кристой и Франни, наклонившись, чтобы лучше слышать в шуме автобуса. Ханна видела, как девочки смотрят на священника. Их лица светились благоговением.

С ней Петер не заговорил, просто одарил улыбкой, которую она все никак не могла разгадать.

Скрипучий автобус мчался дальше.

Что толку видеть будущее, если ты не в состоянии изменить его? Можно сдержать волну, но нельзя успокоить море. Чувствуя себя беспомощной, волшебница вглядывается в зеркало, ищет подсказки; сосредоточенно изучает свои книги; напряженно думает о том, как одолеть инкуба.

И пока она этим занимается, город превращается в оживший ночной кошмар. Перта Пердида — мир, чьи части связаны не географией, но желанием; его кварталы разбросаны по дальним потайным чертогам, и правит в нем не разум, а душа. Город везде и нигде, вне времени и пространства; такова же угрожающая ему опасность.

Инкуб, не обладающий умом и практически лишенный плоти, проникает в дома сквозь окна и двери. Девочка за девочкой становятся жертвами его ночного шепота. Нечисть заманивает несчастных во тьму глубокого сна, туда, где отключается разум, на острова без названия, в замки, обжитые страхом. Словно сомнамбулы, они уходят в лес, в смутную лощину, где обитают духи и куда не проникает спасительный небесный свет. Девочку за девочкой выдергивают из дома; они замыкаются в себе, потерявшись в бесплодных землях своего подсознания.

Летними ночами, боясь заснуть, девушки выставляют караульных. В жаркий июль они сидят без сна при лампах и свечах, считая часы до рассвета, а днем бродят бледные, точно призраки. Все идет вразнос: пекарни остыли, бесплатные харчевни безлюдны, фонтаны высохли. Даже бабочки сидят на земле, поскольку усталые техники не в состоянии за ними ухаживать. Пошивочные мастерские закрыты, у портных все расплывается перед глазами, им не разглядеть крошечные стежки.

Девочки устраивают отчаянные оргии — пьют без меры сладкую сангрию, танцуют полуобнаженные среди магнолий и апельсиновых деревьев, а потом падают и спят до рассвета. Если мир доживает последние дни, бедняжки хотят в полной мере насладиться ими.

И они продолжают исчезать.