Мы вылезли из кустов спустя полчаса: изрядно помятые, но довольные. Я ощущал себя, словно омытым родниковой водой. Только омытым не телом, но душой. Мы с валькирией держались за руки и то и дело переглядывались, озаряя друг друга светлыми улыбками. Так и гуляли среди парковых зарослей, пока не подошёл распорядитель и не пригласил нас на оглашение, как он выразился, «материальной части Памяти». Я ещё плохо понимал, что происходит, но Ми была настроена решительно и потащила по указанным парнем координатам.
Мы оказались в просторном помещении, утопающем в солнечном свете, в изобилии льющемся через прозрачную стену. Основное убранство здесь составляли разбросанные тут и там удобные креслица, разбавленные более массивными диванчиками. Впрочем, и те и другие имели каплевидные, зализанные формы, вырастая из тонкой центральной ножки. Беспорядок в расположении мебели был кажущимся, на самом деле все кресла были обращены в одну сторону — к небольшой свободной площадке у одной из стен. Именно к этой площадке проследовал распорядитель. Над его головой тут же развернулась голограмма, изображающая нечто вроде родового герба О`Стирх — семьи, к которой принадлежала моя Ри. Рисунок содержал какую-то непонятную абстракцию на тему космоса, и что означал, мне было решительно непонятно.
В некоторых креслах уже сидели другие приглашённые. Самыми приметными среди них оказалась группа мужчин, оккупировавших пару самых дальних диванов. Скорее всего, это были мои предшественники, раньше меня победившие в «борьбе» за руку и сердце рыжей красавицы, а попросту затащенные ею в постель и использованные по прямому назначению с последующей обязательной установкой импланта. Моя дама и здесь проявила поразительную разносторонность. Двое самых адекватных были среднего телосложения и зыркали по сторонам зелёными, как и у Ри, глазами. Они были серьёзны, собранны, и готовы к предстоящему действу. Ещё двое составляли их диаметральную противоположность, щеголяя полным отсутствием интеллекта в поблекших глазах. На их лицах блуждала улыбка дебила пополам с недоумением: зачем это нас вытащили из капсул удовольствия, и что здесь вообще происходит? Подозреваю, они даже не понимали, что владычица их грёз уже отошла в мир иной. Ещё трое держались вместе, и также казались готовыми к противостоянию, вот только их постоянные переглядывания и бегающие глазки не оставляли иллюзий: они держатся друг за друга, но от любого давления их союз развалится, а они сделают всё, что от них потребуется.
Совсем другое впечатление создавала тройка рассредоточившихся по залу женщин. Все медноволосые, а одна, самая молодая, и вовсе рыжая, только волосы у неё, в отличие от Валери, были послушными и прямыми. Все подтянутые, стройные, разве что одна из старших казалась несколько широковатой в кости и имела особенно внушительные формы. По глазам сложно было сказать что-то определённое, но старшие точно были уверенными в себе, взвешенными, считающими, что весь мир им должен — как минимум, та его часть, что сосредоточена в этом зале. Именно от них исходила основная угроза. Третья была молода и, должно быть в силу своей молодости, столь явным стервозным характером не отличалась, что, однако, не мешало ей быть активной, любознательной и подвижной — полагаю, ей тоже палец в рот не клади. Одним словом, мы с Ми оказались в том ещё серпентарии, и даже сам факт моего здесь появления породил к жизни зловещее беззвучное шипение женских особей, и недоумённую озлобленность — мужских.
Мы с валькирией предельно небрежно, держась под ручку, прошествовали к ближайшему креслу и уселись в него. Оба. Я — по центру, дама — на условную зону подлокотника. При этом кошка эдаким исполненным нарочитой откровенности жестом забросила на меня свою ножку, в то время как её когтистая пятерня принялась гулять у меня под комбинезоном — пока только в районе шеи и ключиц, но без гарантий. Я принял игру этой брюнетистой оторвы. Обнял кошку за талию, а свободной рукой принялся гладить специально подставленное колено. На губах валькирии заиграла довольная улыбка, она едва не мурчала, — ни дать ни взять, сытая кошка, получившая своё блюдце сметаны. Наше предельно раскованное поведение породило среди оккупировавших зал женщин недоумение: ещё немного, и они бы высказали нам его вслух.
— Кто это, Пинни? — поинтересовалась молодая, всё же не удержав своего любопытства.
И тут дам прорвало.
— Разве Милена получает что-то материальное от Валери? — вопрошала старшая.
— По какому праву она заявилась сюда с мужиком? Вы со своей игрушкой перепутали комнаты, Ми?
Что ж, реплики женщин многое проясняли. Старшее поколение хорошо знало мою безбашенную спутницу, а вот меня они не знали, полагая придатком подруги умершей родственницы.