— Да ты уже тысячу раз рассказывал мне про Хаттабыча вашего. Он вошёл в Калейдоскоп в своей Аравии, видел сто разных миров и наконец вышел из пирамиды неподалёку от будущей Субайхи, на нашей Старой территории. И ты горюешь, что не можешь сделать то же самое.
— Да почему я? Любой! Хоть кто! Любой учёный…
— Ага, значит, нужен только учёный. Не попрыгунчик. Не трофейщик. Бобел, скажем, никуда не годится.
— При чём здесь Бобел? Да и что бы он понял, попади он в Калейдоскоп? Может, просчитал бы алгоритм построения случайных каналов?
— А Хаттаб просчитал? Он вдоволь лазил по всем каналам, да видно, ему было не до алгоритмов. И откуда тебе знать, что Бобел ничего не понял бы? Может, как раз он и понял бы всё. Сознайся лучше, что тебя волнуют не Хаттаб с Бобелом, а ты сам.
— Какое тебе твоё собачье дело до моих желаний! — взвизгнул Генка, вскакивая на ноги. — Да тебе вообще лучше заткнуться! Ты единственный можешь приближаться к рувимам, и до сих пор не попытался…
— А какое тебе твоё собачье дело до моих способностей? — передразнил я Генку. — Ладно, не обижайся. И пойдём-ка лучше заниматься нашими общими собачьими делами — надо ужинать, потом спать, потому что завтра мы выступим рано.
— Нет, ты скажи — почему не попытался? — Генкино лицо всё ещё было красным от злости.
— А если я скажу, что пытался? — спросил я.
— Врёшь. Тебе ни до чего нет дела, кроме себя. Тебе плевать на интересы человечества. Ты…
— Ну-у-у, разошёлся! Интересы человечества… А человечеству есть дело до моих интересов? Но я пытался.
— И что? — посерьёзнел Генка, сразу остывая. — Ты… Ты прошёл в пирамиду?
— Нет. — Мне уже надоел этот разговор. — Я пошёл прямо на неё, и рувим дважды отступил передо мной. Потом предупредил, что больше отступать не будет, и при следующей попытке я умру.
— И… что дальше?
— Ты балда — вот что дальше. Вроде, видишь меня перед собой живого и здорового?
— Ты ушёл, — сказал Генка таким тоном, что мне захотелось ему врезать. — А ты не учитываешь, что рувим тебя мог просто испытывать? Они тебя не трогают почему-то, никогда не трогают. Но ты взял и ушёл.
— А ты не учитываешь, что он мог говорить серьёзно? Слушай меня — я сейчас тоже говорю серьёзно. Пошли жрать, потом спать, а завтра убирайся в Субайху. У меня тоже есть меч — правда, он не огненный, но и таким я смогу разрубить тебя от макушки до зада не хуже рувима.
Мы пошли вверх по склону. Ждан понуро тащился рядом. Я понимал, что его мучит: слишком много загадок вокруг. Хорошо, что я догадался заправить пустой разрядник, пока он здесь сидел.
— Как ты думаешь, он нас сейчас слышит? — поинтересовался Генка.
— Кто?
— Имхотеп.
— Не знаю. А что тебе за дело? Никогда не говори о другом ничего такого, что не готов сказать ему в глаза.
— Просто мне показалось странным, как точно он всё рассчитал, — сказал Генка. — И ещё…
— Что ещё?
— Ничего, это я так.
Но я на удочку не попался:
— А ну, выкладывай. Что ещё?
Генка замялся, и было видно, что высказываться ему не хочется. Но он понимал, что я его прижму, если вздумает запираться.
— Скажи, когда я к вам присоединился…
— Ты не присоединялся. Ты драпал по кустам, как нашкодивший кот по огороду.
— Хорошо — когда я додрапал до вас, Имхотеп… Как долго он уже был с вами?
— С утра. Почти с рассвета. А что?
— Но именно он выпустил меня из комнаты и велел уходить из Харчевни.
— Не путай меня! Он выпустил тебя ночью и пошёл к нам. Что в этом особенного?
— Он выпустил меня не ночью, а поздно утром. Велел мне уходить. На попрыгунчиков я наткнулся сразу. Хотел обойти их — они сидели в общем зале, — но двое вывернули прямо на меня из лавки Синяка Тэша. Потом я всё время бежал. А когда добежал до вас, он был с вами.
Так вот почему Генка так пялился на Имхотепа при встрече. Я бы пялился тоже, попади в подобную ситуацию. Но мне не хотелось обсуждать раздвоение хозяина Харчевни сейчас.
— Знаешь что? Я устал и хочу есть. Спроси-ка Имхотепа сам.
— Ещё чего!
— Да что вы его все так боитесь? Он хоть раз кого тронул пальцем?
— Он только что похоронил целый отряд ни к кому не прикасаясь, — напомнил Генка. — Тебе хорошо говорить — он твой приёмный отец.
— Имхотеп меня спас когда-то, но в отцы не набивался, — ответил я, однако дальше спорить не стал.
Над сообщением Генки стоило поразмыслить. Но только завтра. Дёрнуло же меня идти искать Ждана! Пусть бы сидел себе в кратере…
Когда мы дошли до ноги в ботинке, Генка уставился на неё так, словно никогда не видел ничего подобного. Но я точно знал, что он видел, — умники по необходимости достаточно боевые ребята и не раз сцеплялись с яйцеголовыми, бандитами и работорговцами. Посмотрел на Генкины ноги — ну да, тот же размер, а его собственную обувь давно пора менять.
— Если хочешь найти второй ботинок, договаривайся с Тотигаем, — сказал я.
— Циник недоделанный! — заорал Ждан, поворачиваясь ко мне. — Думаешь, все такие, как ты?.. Да чтоб я!.. С оторванной ноги!.. Да ещё искал вторую, чтоб тоже снять!..