Путь в Обитель Бога

В нукуманской модели мироздания Луне отводилось почётное центральное место — вокруг располагались восемь планет, образовывавшие Великий Обруч миров; к ним от Луны тянулись тонкие спицы, символизирующие невидимую неразрывную связь сущего. Нукуманы верят, что рисуя сей загадочный символ на песке и вглядываясь в него, патриарх Тей изобрёл колесо, гончарный круг, солнечные часы и прочие полезные вещи. А впервые он увидел изображение Обруча на Судных вратах, которые тоже находятся на Луне и служат входом в Обитель Бога. Тей после смерти прошёл через них, но был воскрешён Предвечным Нуком и возвращён обратно в мир с восемью жизнями в запасе — из-за своих великих заслуг и для укрепления веры братьев по оружию.

Не желая оставлять своё хозяйство без присмотра на время отлучек, Нук приставил к нему Надзирателей. Им вменялось в обязанность каждодневно совершать объезд или, скорее, облёт подконтрольной территории на Небесных Колесницах. На фресках в замке Орекса эти колесницы подозрительно напоминали космические корабли. И вот теперь Имхотеп уверял меня, что Книга — ключ к одной из них.

Я закрыл глаза и попытался сопоставить одно с другим, но получил лишь воображаемую картинку большого висячего замка на входном люке «шаттла». Или Имхотеп имел в виду что-то вроде ключа зажигания? Не знаю. У космического корабля вообще может быть ключ зажигания?

Как бы там ни было, восьмёрка миров с Луной посредине благоденствовала до тех пор, пока в дело не вмешался антипод Предвечного Нука — Нечистый Фех. Так уж повелось, что ни одна религия не может обойтись без главного злодея. Для начала Фех заманил Надзирателей в свой подземный дворец и опоил их волшебным зельем до такой степени, что они позабыли свои обязанности. Потом Фех принялся бесчинствовать на просторах Обруча. Додхар тогда населяли тыквоголовые, бывшие, в общем и целом, неплохими существами. Однако, не устояв против козней Нечистого, они ему подчинились, произведя на свет яйцеголовых. Эти стали уже верными слугами Феха, но не все. Избранные сохранили память о предвечном Нуке. Они и положили начало расе нукуманов — воинов Бога.

Глава 10

Я не хотел гадать, кем могли в действительности быть Надзиратели, — высокоразвитой космической расой или взаправдашними слугами реального творца Вселенной. Последний вариант, каким бы неправдоподобным он ни казался, не следовало оставлять без внимания. Тем более что человек, хоть раз в жизни видевший рувима, охотно поверил бы в возможность существования и более необычных созданий, чем те, чьи корабли нуждались в ключах зажигания.

Я всё думал, о чём бы ещё расспросить Имхотепа, но все умные вопросы разбежались из моей головы. Больше всего мне хотелось пойти в свою комнату и проверить сохранность Книги. Я не Предвечный Нук, но тоже не люблю надолго оставлять без присмотра своё самое дорогое. Награда в пять тысяч галет, предлагаемая умниками за Книгу, теперь казалась просто смешной. Единственным, кто годился на роль моего личного Надзирателя, был Тотигай, однако сейчас он валялся здесь, на прохладных каменных плитах пола в общем зале, обожравшись до изнеможения. Зная, что рядом в бодрствующем состоянии находимся мы с Бобелом, да ещё и сам Имхотеп, кербер позволил себе заснуть со всеми удобствами, слегка распустив в стороны свои кожистые крылья. Бобел тоже успел насытиться и сидел на своём табурете в позе Роденовского мыслителя. Имхотеп смотрел куда-то мимо меня своим обычным задумчиво-бесстрастным взглядом. Я не помню, сколько времени прошло, пока мы сидели таким образом, — тоже слишком глубоко задумался. Самым лучшим было бы завтра отправиться на ферму к Лике, отдохнуть у неё дня три, а потом…

Серия особо громких воплей со стороны подиума вернула меня к действительности. Мы с Бобелом посмотрели в ту сторону, даже Тотигай открыл один глаз, но никто из нас не понял, что вызвало восторг попрыгунчиков. Какая-то девчонка танцевала голой прямо на столе, за которым сидел их предводитель. Может, она что-нибудь выкинула. Или одна из тех двух, что продолжали извиваться на подиуме.

Пока мы скучали в своём углу, парни Прыгуна развлекались вовсю. Желая привнести нечто новое в процесс казни, они поставили у подножия креста жаровню с углями. Ноги злосчастного проповедника оказались как раз над ней. Он не кричал, только тихонько скулил, что было едва слышно за общим шумом, хотя жар от углей, наверно, был нестерпимым. По залу пополз душок палёного мяса, народ стал возмущаться, и жаровню убрали. Попрыгунчики завопили что-то неразборчивое и выбросили на подиум табурет. Одна из стриптизёрш со смехом наклонилась, подобрала, встала на него рядом с крестом и присосалась к губам проповедника в поцелуе, совершенно заглушив стоны бедняги.

Мерзавцы внизу восторженно завыли и зааплодировали. Для меня это оказалось уже слишком. Помочь я бедняге ничем не мог, да и не люблю я проповедников, тем более таких, которые болтают о всеобщей любви. Но нельзя же мучить так человека, одновременно ещё и потешаясь над ним.