Путь в Европу

Клаус Шредер:

Пожалуй, не совсем. Сейчас отток населения из Восточной Германии уменьшился, но за период с 1989-го по 2005-й он составил около 2 миллионов человек. И это, кстати, была чувствительная потеря, так как среди уехавших был много высококвалифицированных специалистов – прежде всего молодых женщин, которые в восточных землях не видели для себя никаких перспектив. Они лишились работы, потому что в ГДР была очень высокая занятость женщин – около 90%. В Западной Германии дело обстояло не так – там женщины после рождения детей обычно завершали свою профессиональную карьеру или прерывали трудовую деятельность на несколько лет. С учетом этого выстраивался и западногерманский рынок труда: общее количество рабочих мест соответствовало относительно невысокому спросу на них со стороны женской части населения. Когда же эта модель рынка труда была механически перенесена на восток, она стала дополнительным источником безработицы и, как следствие, массовой «утечки мозгов» в западные земли.

Но безработица, повторяю, на востоке Германии все еще остается очень большой, что создает огромные социальные нагрузки на государство и бизнес. На пособия по безработице и пенсии мы расходуем ежегодно около 100 миллиардов евро.

Игорь Клямкин: О пенсиях мы вас попросим потом рассказать подробнее, равно как и о зарплатах. Но сначала хотелось бы все же завершить разговор о приватизации. Как она осуществлялась в промышленности, более или менее понятно. А в аграрном секторе?

Клаус Шредер: Лишь немногим бывшим землевладельцам, собственность которых была экспроприирована в Восточной Германии после войны, удалось вернуть свои земельные участки. Как правило, собственниками земли становились люди, которых у нас называют «красными баронами», т. е. бывшие директора социалистических сельскохозяйственных кооперативов. Они становились собственниками, используя свое положение и связи и применяя, мягко говоря, не очень прозрачные методы. Есть исследования, согласно которым в 90% случаев приватизация кооперативов проходила с нарушениями законодательства. Таких нарушений было намного больше, чем при приватизации через Опекунский совет.

Лилия Шевцова: Это странно, учитывая немецкий культ законности и законопослушания…

Игорь Клямкин: Наверное, в периоды глубоких системных трансформаций традиции, в том числе и правовые, бессильны перед эгоизмом частных интересов. Тем более если речь идет о трансформациях жизненного уклада, основанного на «социалистической» законности, в которой от прежней правовой традиции мало что осталось. Но почему все же приватизация аграрного сектора не осуществлялась через Опекунский совет? И почему, в отличие от большинства восточноевропейских стран, в Восточной Германии не была проведена реституция? Почему земля не возвращалась ее бывшим владельцам?