Игорь Клямкин:
Когда мы начинали наш проект «Путь в Европу», меня интересовало прежде всего то, чем посткоммунистические страны, вошедшие в Евросоюз, друг от друга отличаются. Но по ходу встреч с коллегами из этих стран я стал обращать внимание и на схожесть их политической эволюции.
Речь идет не о той схожести, которая предопределена требованиями Евросоюза и касается следования принятым в ЕС демократическим принципам и процедурам. Речь о другом: все страны мало чем отличаются друг от друга (но отличаются от стран Запада!) и в том, в чем они никакого давления извне не испытывали. И прежде всего я имею в виду повсеместно слабое развитие того, что принято называть гражданским обществом: каких-либо заметных тенденций, свидетельствующих об увеличении его политического влияния, нигде не наблюдается. Может быть, в Болгарии дело обстоит иначе?Иван Крастев: Хотелось бы, конечно, чтобы так было. Но, к сожалению, популярность некоммерческих гражданских организаций и у нас очень низкая, а их политическая роль почти нулевая. Она возрастает лишь в моменты кризисов, как было, например, в 1997 году, потому что у структур гражданского общества есть определенный организационный потенциал, который в кризисных ситуациях оказывается востребованным. В обычное же время степень доверия населения к гражданским организациям даже ниже, чем к политическим партиям, хотя ниже, казалось бы, некуда. Люди живут своей частной жизнью, связи между ней и деятельностью гражданских организаций они не ощущают, а потому и интереса к ним не проявляют.
Андрей Липский: Есть ли попытки давления на эти организации со стороны государства?
Иван Крастев: Такого давления нет.
Йонко Грозев: Если оно и было, то до того, как Болгария стала ориентироваться на вхождение в Евросоюз. При такой ориентации противодействие гражданским организациям исключалось, так как с вхождением в ЕС было несовместимо.
Игорь Клямкин: Насколько, кстати, велика дисциплинирующая роль ЕС по отношению к вашим политическим элитам?
Йонко Грозев: Она очень велика.
Деян Кюранов: Эта роль, между прочим, осознается и населением. Во время одного из наших антропологических исследований одна старая цыганка сказала: вот, мол, войдем в Европейский союз, и он призовет наших политиков к порядку. И такие настроения распространены довольно широко.
Иван Крастев: Поэтому и уровень доверия к европейским институтам намного выше, чем к национальным.
Игорь Клямкин: Об этом здесь говорили и представители Чехии. Похоже, это тоже общая тенденция, характерная для посткоммунистических стран.
Деян Кюранов:
Возвращаясь к теме гражданского общества, я хотел бы отметить, что оно все больше у нас профессионализируется. В нем доминируют экспертные организации, что, понятно, не приближает их к населению, а еще больше от него отдаляет. У них есть своя философия, суть которой сводится к тому, что государство не успевает реагировать на новые проблемы, не успевает своевременно изучать их и квалифицированно оценивать, а специализированным гражданским организациям эта роль вполне по силам.
В последнее время все больше таких организаций возникает в регионах. Они специализируются на экспертном обосновании проектов, претендующих на финансирование из фондов ЕС. Учитывая же, что деньги ЕС идут в регионы только через государственные структуры, негосударственным гражданским организациям приходится с этими структурами тесно сотрудничать. Жизнь покажет, насколько такое сотрудничество окажется плодотворным. Но то, что при подобном векторе развития гражданского общества его сближение с населением происходить не будет, вряд ли может вызывать сомнения.Иван Крастев: Говоря о болгарском гражданском обществе, нельзя не принимать в расчет, что его становление происходит в условиях очень слабого политического влияния православной церкви. В этом наше отличие, например, от Сербии. И от России.
Андрей Липский: Судя по позиции Русской православной церкви, которую она занимает сегодня в отношении гражданского общества, вам не стоит особенно переживать, что в Болгарии роль церкви не столь значительна.