– Прекратите! – взревел Гавриил Черный, рассердившись не на шутку. Крылья вновь простерлись. Теперь их увидели все. – Немедленно прекратите колдовать! Мы сейчас разберемся.
Но его не слушали.
– Власть Медоносу! – закричала Аглая и захлопала в ладоши. Ее дочка тоже зааплодировала.
– Медоносу! – крикнул Слаевич. И, сам сознавая, что орет не то, что хотел на самом деле крикнуть, зажал себе рот ладонью. Но все равно слышалось, как он мычит из-под руки: – Медоносу…
– Власть Медоносу! – крикнул Максимка Костерок, стер с лица липкую пену и дохнул огнем, подпалив бороду Даниле Большеруку.
– Медоносу! – поддержала вопль Тамара Успокоительница, хотя вряд ли кто-то потрудился надевать на нее обруч.
– По-моему, у нас нет выбора, – вздохнул Большерук.
– Этого не будет! – завопил Гавриил Черный.
Но его крылья уже объяло огнем. На белую скатерть, на костюмы мужчин и вечерние платья женщин летел горячий пепел.
– Не уступлю! – тонко взвизгнул Гавриил Черный.
И тут же огненный вихрь вынес его в коридор. Вспыхнули шторы. Началась паника.
– Как ты? – спросил Роман Алексея.
– Нормально.
– Будь острожен. Я попробую с ним сладить. Тина тоже подбежала.
– Помощь нужна?
– Огонь гаси! – Он не хотел, чтобы она или Стен лезли в драку. Не та весовая категория – вмиг спалят. Роман кое-что понимал уже. Но не до объяснений сейчас было.
– Не позволю! – кричала Аглая, простирая руки. – Не позволю. Я – за Медоноса!
Тут Трищак подобрался незаметно сбоку и обрушил на Сазонова поток матерной брани. Да не простой, а заклинательной. Вмиг, откуда ни возьмись, посыпалась на голову Медоноса какая-то мерзость. Падало на огненного колдуна и вокруг. На тарелки, на горящую скатерть шмякались то блевотина, дерьмо, то другие выделения живых организмов.
Следом в драку ринулись три богатыря-колдуна, все сторонники Гавриила.
Но Микола Медонос не уступил.
В следующее мгновение потолок в столовой, и до той поры отнюдь не низенький, вырос вдвое, если не втрое, карнизы из деревянных сделались каменными, трехступенчатыми, окна удлинились в стрельчатые бойницы, а сами стены раздвинулись, и вместо обоев проступил серовато-коричневый древний камень, покрытый многолетней копотью от факелов и светильников. Три чародея-помощника Гавриила оказались в железных клетках, подвешенные под потолком. Вмиг с незадачливых сторонников Гавриила слетела вся одежда. А их самих жег огонь, что плясал на резной спинке Гавриилова кресла.
После этого все кинулись колдовать кто во что горазд.
“Медонос! – мысленно восклицал Роман. – Мне нужно добраться до Медоноса! А на остальное плевать!”
Роман бросился к повелителю четырех стихий, но очутился на веранде Аглаиного дома – кто-то из собратьев колдунов удружил, на колдовские подножки члены Синклита все были мастера. Веранда сохранилась неизменной – с множеством окошечек, расцвеченных красными и синими стеклышками. Но висела она, прилепившись к каменному боку огромной башни, а та, в свою очередь, лепилась к другой, вторая – к третьей, и так каменная титаническая лестница поднималась все выше и выше, будто надеялась дотянуться до серебряного серпика убывающей луны. Это монструозное строение покоилось на островерхой каменной скале. Неведомо, как держалась махина и не падала. Ни скалы, ни тем более замка никогда прежде в Темногорске не бывало. Но, глянув вниз сквозь распахнутое оконце, Роман увидел внизу желтые огонечки Ведьминской улицы, стекающие к Уткиному полю, и в синих осенних сумерках само поле, черные кроны деревьев и светлую змейку реки, бегущую привычным руслом.
Новоявленный замок трясло. Будто он был живой и нечаянно схватил в темногорских болотах злокачественную лихорадку – это Слаевич пытался разрушить Медоносово колдовство, но силы не хватало, мутен выдался звездный час у земляного колдуна.