На нас, широко развернув свои ряды шли пуштигбан и катафрактарии, по бокам усиленные тяжелыми саваран и с множеством легких саваран в тылу. На правом фланге у них еще имелся слон. И снова дрожь земли, и снова пыль столбом. Последний акт жестокой пьесы приближался. Она пошла не по сценарию Иворна Сандиса. Точный ее сценарий и финал не определены. Боги войны взялись свои перья, макнув кончики в кровавые чернила. Приготовились записывать имена убитых.
“Вы уже давали им отпор!” — напомнил я, видя как тревожно мигают индикаторы морали по мере приближения врага.
Легкие всадники Тайбров, стоявшие на одном из флангов, вдруг с громкими криками кинулись прочь. Наемники побежали, не желая бросать вызов бронированной армаде Шадда. Вслед им полетели проклятья и стрелы.
“Не расходуйте боезапас на этих трусов! Мы убьем их позже”. — обратился я к сагиттариям и сэйфам. — “Каждого выловим и прибьем к столбу. Обещаю!”
Жаль, что с нами не было ни Доктония, ни Радоманта. Оба до сих пор не оправились. Проклятый Сандис и его колдовское затмение. Если я вернусь с этого поля, то заставлю ублюдка заплатить за его фокусы. Может не сразу, но месть принято подавать холодной. Говорят, так вкуснее.
Лязг стали и грохот копыт становились все громче, вселяя ужас даже в сердца храбрейших. Тем временем кавалерия Карра прорывалась к нам сквозь вражеские заслоны. Одновременно с этим пришла в движением имперская пехота. Сам Ксерион во главе гвардии Гиан-Авспар, двух сотен пуштигбан и почти восьми сотен катафрактариев собирался нанести удар по правому флангу построения Карра, более не прикрытого кавалерией. Стрелковая конница шаддинцов, управляемая, наверное Келимом пыталась как-то помочь остальной части армии, но ее возможности теперь ограничивали боезапас и усталость лошадей. Три тысячи конных лучников Карра, напротив, вступали в бой свежими и с полными колчанами. Они рассредоточились, стараясь прикрыть переход ударной кавалерии, которым пошли наперерез отряды тяжелых, легких и степных саваран. Шаддинская пехота медленно попятилась, стремясь избежать прямого столкновения с имперской.
“Дай мне добавить твои войска!” — вдруг услышал я голос Карра. — “Можете разорвать клятву после сражения. Но сейчас я могу вам помочь”.
Вполне вероятно, это страховка на случай, если я сейчас быстро погибну. Тогда Карр сможет сразу перехватить управление. Но… И ладно. У меня уже потрачено сегодня замедление времени, да и опыт у Карра огромный. Его помощь в микроконтроле мне пригодится.
“Да. Хорошо”. — ответил я, а затем обратился к своим людям. — “Сейчас вас временно добавит к себе стратег Карр. У нас есть такая возможность. Я тоже смогу вами управлять. Так что добавляйтесь. Это временная мера”.
Люди, судя по индикаторам и гомону, занервничали еще сильнее. Надо было, конечно, раньше такое провернуть. Не прямо перед железно-бронзовым ликом шаддинской тяжелой конницы. Но вдруг затем… Один за другим индикаторы морали подразделений вспыхивали сначала ярко-зеленым, а потом золотисто-желтым. Я видел такое впервые. Перед лицом страшнейшей опасности боевой дух всех моих солдат достиг максимума. И не просто его достиг, а перешел этот рубеж уходя все дальше. Странное ликование достигло даже меня. Накрыло чуток, как накрывают брызги уже разбившейся о берег волны. Все страхи вдруг исчезли. Сгинули опасения и сомнения. Будто кто-то дернул во всем мире светофильтр, прибавив яркости. Блеск стали и бронзы… Сверкающий смертельный металл теперь казался самой прекрасной вещью на свете. Ореол поднявшейся желтой пыли лишь подчеркивал всю грозную силу врага, которого мы сокрушим. Обязательно сокрушим ибо мы непобедимы. Нас можно ранить, можно убить, но сегодня легионы одержат победу. И не стоит так уж грустить о павших. Их последним воспоминанием станет триумф нашего оружия!
“Выйти на позиции!” — скомандовал я нашей кавалерии.
Те выходили из-за общего строя, чтобы ударить навстречу врагу. Не дать ему спокойно взять нас в клещи.
“Приготовиться!” — через пару минут объявил я уже пехоте и мне ответили ликующие крики, словно вместо столкновения с тяжелой конницей мы идем грабить богатейший город.
Легионеры приготовились к броскам метательного оружия, а ударная кавалерия шаддинцев набирала ход. Удивительно, но у них, находящихся во вроде бы лучшем положении мораль была ниже.
“Дротики!” — скомандовал я.