Путь Смолы

– Я понял, – неожиданно вскричал Колян, – Бог как раз и есть все вместе: и конструктор, и родитель, и кулинар.

– Это ты типа хочешь сказать, что религия это что-то типа главного закона, ну примерно как понятия, и поглощает другие точки зрения, – сказал Була. – А в религии главный Бог и в нем много там всего, и конструктор, и родитель.

Погоди, – вмешался Шпала, – фуфло гонишь. Я врубился к чему ты клонишь, только фуфло это. По понятиям главный – вор в законе либо авторитет, и че он по-твоему тоже должен быть все вместе, и человек, и пе…блин, даже язык не поворачивается сказать. Ты сам– то понял, что сказал?! А за базар отвечать надо.

– Так это Колян начал, – попытался оправдаться Була. – Может, его все-таки долбануть еще раз, чтоб не смущал и не совращал гонимостью своей.

Машина въехала во двор девятиэтажки. Здесь располагалась конспиративная квартира, специально снимаемая Хмелем для общих сходок и как центр управления текущими операциями. Что-то типа главного офиса, но исключительно для своих работников. Для встреч на высшем уровне снимался комфортабельный загородный дом. Для постоянной рабочей и межрабочей дислокации рядовые бойцы снимали себе квартиры самостоятельно, часто используя их не совсем по делу, а именно для пьяных вечеринок в стиле ню, совместно с представительницами фирм по оказанию интим услуг.

Хмель, он же Гоша Борзый, был представителем сразу нескольких школ криминального бизнеса. Этакой своеобразной нездоровой помесью различных течений и представлений о внутреннем устройстве, чести и достоинстве как криминального мира в целом, так и каждого его члена в отдельности. Начинал он еще в далекие восьмедисятые с зон для малолеток, будучи приверженцем старой воровской школы, отличавшейся строгими законами понятий и воровской чести. Но дальше жизнь завертела и закружила юного Гошу. С приходом новых времен, а именно капитализма и демократии, Георгий тоже обновился в полном соответствии с целями и задачами новой эпохи. То есть стал одним из братков, массово расплодившихся в то неспокойное время. Здесь, видимо, в связи с появлением в стране либеральных ценностей, в бандитской среде уже как-то туговато стало и с понятиями, и с воровской честью. На неписанные, но прежде свято соблюдавшиеся законы криминального мира стало либо совсем накакать, либо ими вертели как хотели, взависимости от ситуации и личных предпочтений. Новый сформировавшийся криминальный класс жил быстро, весело и обычно скоро умирал. Какие там могут быть понятия и ступени воровской школы, когда сегодня ты гуляешь в кабаке, а завтра гуляют на твоих похоронах. Ну и с приходом злобно оскалившейся звериной морды капитализма все трудней было соблюдать какие-либо ограничения, предписываемые понятиями. Тут секунды и либо ты их, либо они тебя. Ну и опять же, деньги не пахнут, в том числе и "тройным" советским одеколоном понятий. И если раньше бывалый сиделец с позиции своего нелегкого опыта мог со всей ответственностью заявить – человек человеку волк, то короткоживущие братки, из-за невозможности приобрести какой-либо опыт, руководствуясь чисто животным инстинктом, резюмировали свое мироощущение примерно так – отморозок отморозку отмороженная отморозь. Хмель не стал исключением и, не до конца еще вобрав в себя старые воровские понятия, быстро переориентировался на новые. Но и в этом счастливом состоянии полной отмороженности он пребывал недолго. Он сел, после того как группировка, в которую он входил, занялась самоистреблением. В ее рядах пустили корни паранойя и борьба за власть, вследствии чего ослаб внутренний иммунитет и инстинкт самосохранения группировки. В результате, кого не убили, тех посадили. И посадили надолго.