– Похожи на мобильные аппараты, да? – заулыбался Петр, хитро прищурившись. – Только сотовой связи у нас в городе нету, не тот, бляха, масштаб. Эти штучки-дрючки закос под мобильники. Это рации штатские. Тональный набор, связь надежная, но, от греха, особо откровенно в эфире базары тереть не рекомендуется, ага?.. Глянь, Игорь, и вы, мадамочка, гляньте, на изнанке аппарата скотчем бумажка приклеена, на ней два номера, один мой, другой Иван Андреича. Игорь, звякни Иван Андреичу, доложись, что скоро прибудем, ага?
Петр объяснил, каким образом вытаскивается антенна, как нужно набирать четырехзначный номер и какие кнопки нажимать, чтобы установить и прекратить связь. Лишенный от природы таланта к пониманию техники, Михайлов минуты три возился с рацией, прежде чем ему удалось связаться с Зусовым.
– Але, Зусов на связи.
– Рад приветствовать, это я, Самурай.
– О! С приездом! И я рад вас слышать. Вы сейчас где?
– К вам едем.
– Стол накрыт, ожидаю вас с нетерпением. Отбой.
С третьей попытки Михайлову удалось вырубить мигающую красным светодиодом рацию.
«Анекдот! – улыбнулся про себя Игорь. – И здесь, в Тмутаракани, местным хозяевам жизни непременно понадобился столичный модный атрибут преуспевающего бизнесмена. Нет самого атрибута, так они придумали ему замену. При советской власти провинциальные модники пришивали к болгарским джинсам фирменные лейблы, а при демократах захолустный мафиози таскает эрзац сотового телефона!»
– Глянь в окошко, Игорь, – отвлек Михайлова от размышлений Петя.
Автомобиль выехал на окраину. Вдали синеют островки леса, кажется, что лес должен быть обязательно дремучим и непроходимым, как тайга, еще дальше, за лесом, за пашней, огромное круглое озеро.
– Глянь, Игореха, вишь озеро? На евонном берегу коттедж и личное хозяйство Ивана Андреевича. Ты на лошадях умеешь кататься?
– Не-а...
– Жалко. У Ивана Андреевича есть парочка племенных арабов, по тридцать тыщ баксов за голову. Кататься на них полный кайф!
Машина нырнула с горки, покатилась по довольно приличной, несмотря на отсутствие асфальта, дорожке вниз, к лесу, к озеру.
– Петь, как озеро называется?
– Карьер.
– Так и называется – «карьер»?
– Ну! При совке здесь был карьер, земляные разработки. И еще два года назад копали, пока малец один на шашке не подорвался, общественность запротестовала, и карьер затопили.
– Здесь велись взрывные работы? – уточнила Женя.
– Ну. Зарядят аммонита, жахнут, опосля экскаватор подгонят и копают. Я сам, пацанчиком, таскал с карьера взрывчатку, все мелкие этим делом занимались. Проберемся в вагончик к подрывникам, своруем аммонит, огнепроводный шнур, запалов из черного пороха натырим и драпать. Кого ловили, того родичи ремнем драли, и в школе неуд за поведение ставили, и в детскую комнату милиции на учет. А убежишь от работяг, им же за рубль вечером аммонит со шнуром и запалом и продашь. Сам-то рабочий класс взрывчатку тырить боялся, а в пяти кэмэ к югу речка протекает нормальная, не то что наша здешняя, и глушить рыбу в той речке по выходным для нашенских работяг было вторым, после водяры, развлечением.
Петр продолжал болтать, углубляясь в историко-географические подробности местности, Евгения его переспрашивала, уточняла, когда прекратились взрывные работы и какова вероятность, что у кого-то из жителей города сохранилась в погребе уворованная взрывчатка. Игорь слушал вполуха пустой, по его мнению, разговор и наслаждался весной.
Михайлов опустил стекло рядом с собой, дышал свежим, пахнущим сырой землей воздухом, щурился на солнце. Ему вдруг сделалось удивительно хорошо, «благостно» – как говаривали в старину. Весна умиротворяет. Не та весна, что заставляла мерзнуть неделю назад в Москве, а вот эта, здешняя, среднерусская да черноземная, щедрая на тепло и солнечные лучи, на зеленый пунктир травки в рыхлой земле, на беременные почки и смеющиеся лужи, на желтые кляксы мать-и-мачехи, на чириканье шустрых пташек и жужжание проснувшихся раньше положенного майских жуков.
Между тем машина подъехала к замку. Да-да, к самому настоящему замку. Башенка с конической крышей, окна-бойницы, зубчатая каменная стена вокруг, деревянная пристройка, не иначе конюшня, дубовые, распахнутые настежь ворота. На фоне озера очень красиво. Безвкусно, аляповато, претенциозно и в то же время красиво красотою павлина, распустившего хвост на полянке в лукоморье.
Петр припарковался на специализированной площадке, где уже отдыхало несколько заморских авто. Они покинули машину, как и прежде, гуськом двинулись к замку-коттеджу.