Путь проклятых

Батон с семьей тоже готовился отправиться в путь. Хоть охотник и не разделял общих настроений по поводу предстоящего путешествия, делать было нечего. Теперь у него была семья, и ради нее он готов был сорваться с насиженного места.

Впрочем, собирать оказалось особенно нечего: чехол с «СВД», цинк патронов да баул с палаткой и «химзой» – вот и весь нехитрый скарб, нажитый за двадцать лет. У Димки с Женей вещей тоже было немного, да и сорваться с места, к которому не успели толком привыкнуть за несколько месяцев, им было куда проще, чем ему.

– Ну что, семья, – сказал Батон как-то вечером, – готовы сменить место жительства, м?

– Не оставаться же здесь, – резонно заметила Женя. – А там правда так хорошо, как рассказывал Тарас?

– Терпимо. Живут себе потихоньку, викинги, блин, – усмехнулся охотник. – Вам должно понравиться.

– Места бы только всем хватило, – вздохнула женщина.

– Хватит. А если и нет, то новые дома построим. Леса там предостаточно. Что, Димон, станем плотниками? Ты, поди, и топора-то в руках не держал. Помнишь, что такое топор?

– Папа, – укоризненно ответил Дима и поправил на переносице очки. – Может, я двадцать лет и провел под землей, но в инструментах разбираюсь.

– Ты ж электрик.

– И что с того? Здесь, в бункере, тоже с деревом работают. Так что не волнуйся, если будет нужно, построим для мамы новый дом.

– Построим, – заверил Батон. – Никуда не денемся, – и вдруг хохотнул, хлопнув себя по коленям. – Эх, народ, заживем! Корову купим! Соскучились, небось, по парному-то?

– Перестань, – улыбнулась Женя, гремя на столе кружками. – Как думаешь, а посуду с собой брать?

– Думаю, нет. У них там этого добра хватает. Ну, чашки можешь взять, конечно. Я к своей привык, – он с любовью повертел в руках кружку с изображением потускневшего Олимпийского мишки, из которой столько всего было выпито.

– Не жалко тебе уезжать? – оторвавшись от посуды, жена присела на койку рядом с охотником.

– Жалко, – подумав, вздохнул Батон. – Свыкся уже. Но что делать. Против большинства не попрешь. Да и без противогаза жить намного легче, я-то знаю.

Он действительно так думал. За те дни, что он и команда провели на земле «Братства пара», ему понравилось дышать свежим морозным воздухом, приносимым ветром с моря. Главное, он был чистым, с легким привкусом соли. Да и сами жители Фарер ему были по душе. Суровые, привыкшие к испытаниям люди на удаленных от большой земли островах.

– А там красиво? – мечтательно спросила женщина, посмотрев на противоположную стенку, где висела вырезка из журнала с изображением горного озера. Судя по пейзажу, снимок был сделан где-то в Японии. – Ты ведь за это время столько всего увидел, много где побывал.

– Да как сказать… Уютнее, чем в Антарктике, уж поверь. И главное, относительно спокойно. Мутов нет, но ночью по окрестностям все равно лучше не шариться.

– Это ведь навсегда, да?

– Да, – сказал Батон. – Скорее всего, мы там и останемся. Если Тарасу, пока лодка на ходу, не вздумается устроить новый крестовый поход.

– Кто знал, что так оно все выйдет, – вздохнула Женя.

– А кто двадцать лет назад думал, что начнется война? – обняв ее за плечи, ответил охотник. – Не переживай, образуется. Главное, что мы теперь все вместе. А там, глядишь, и пустим корни на новой земле. По-своему это чудо, что в этой пустыне еще сохранились такие места.

– Чудо, – согласилась женщина.

Подобные разговоры велись практически в каждом отсеке накануне отплытия. Люди надеялись, сомневались, спорили, выбирали из пожитков самое ценное и дорогое, к чему привыкли и привязались за столько лет. Готовились. Но «химза» и противогазы неотъемлемо присутствовали везде. Народу еще не до конца верилось, что где-то можно обойтись и без них. Далекая земля, описанная Тарасом на памятном собрании, все еще находилась где-то за горизонтом, и что ждало людей там, толком никто не знал.

Час консервации бункера приближался.

* * *

Дверь в каморку юродивого по обыкновению оказалась не заперта.

– Птах, ты здесь? – заглянув внутрь, тихо позвала Лера.

Внутри царил таинственный полумрак, освещаемый лишь несколькими огоньками от расставленных на полу и прикроватной тумбочке свечей. Со стен по-прежнему смотрели изображения разных людей, и девушка вспомнила тот раз, когда впервые пришла в церковь к Мигелю. Теперь она знала, что все эти люди на изображениях назывались святыми, которые молились за нее и остальных. За всех людей на земле.

– Заходи, заходи, хорошая, – зашевелились на кровати. – Навести дедушку.

– Я Библию принесла.

– Вернулась горлица в родное гнездо, натерпелась. Насмотрелась, – Птах сел на кровати, свесив ноги. – Испытания перенесла, жениха привела.

Лера подошла и села на табурет.

– Вот, держи, – она положила Библию на тумбочку между коптящих свечей. – Спасибо. Она очень мне пригодилась.

– Пригодилась, вестимо. Бог и его друзья в беде не оставят, не бросят, – Птах протянул руку и бережно погладил книгу сухими жилистыми пальцами. – Много видела. Много слышала.

– Да, много, – согласилась девушка. – Хорошего и плохого. И все-таки вернулась.

– Все вернулись.