Путь Проклятого

Под навесами, расположенными в отдалении, там, где держали рабов, царило мертвое молчание. То, что победа римлян близка и завтра осада закончится, понимал каждый в лагере, и пленные евреи не оказались исключением, только вот радости у них это не вызывало. Пока что они были истощены, усталы, грязны, покрыты ранами и язвами, но еще живы. Завтра же необходимость в них отпадет, а как ведут себя римляне с теми, кто больше им не нужен, общеизвестно. Никто из пленённых не знал планы прокуратора: погонит он рабов прочь от павшей твердыни или прикажет перерезать. В любом случае, ничего хорошего впереди их не ждало.

Конец Мецады, скорее всего, означал кончину всех пленных – только не знающий жестокости Сильвы глупец мог надеяться на римское милосердие. Да и не в самом прокураторе было дело! Не Сильва – Рим не любил сложностей! Один раз восставший против власти Цезаря становился врагом навсегда. Убить бунтовщика до того, как он сдался, всегда проще, чем потом следить за помилованным, ожидая удара в спину. Шесть тысяч вьючных животных, обслуживающих стоящие под стенами Иродова гнезда легионы, чувствовали себя гораздо спокойнее, чем тысячи рабов-иудеев – животным в любом случае не грозило быть убитыми на следующий день.

Зная, что люди в отчаянии становятся способны на любые безрассудные поступки, легат Х-го, Траян, приказал примипилу утроить охрану вокруг навесов и Публий с удовольствием исполнил приказ. Окруженные кольцом легионеров рабы ожидали рассвета с ужасом. Неоткуда было ждать пощады, не на что надеяться: рабы были мятежниками-иудеями, поставленными Римом вне законов человеческих и божьих, и на них не распространялось триумфальное милосердие. Только лишь два пути существовало для тех, кто коротал ночные часы под навесами – рабский труд или смерть. Третьего было не дано.

Дойдя до подножия Левка, Флавий Сильва остановился, и, расставив пошире ноги, задрал голову вверх, вглядываясь в вершину крепости, которую еще недавно считали неприступной.

По мере того, как темнело небо, треск пламени в крепости становился все менее громким, и через него едва слышно доносился гул голосов.

– Наверное, молятся, – сказал стоявший в шаге позади Публий и рот его искривился в усмешке. – Я бы на их месте уже молился. Если промедлить, то можно и не успеть! Ночи стали гораздо короче, так что времени осталось мало, а евреи народ набожный…

Он помолчал, оглядывая позицию, прищурился, рассчитывая в уме что-то свое, и лишь потом спросил:

– Я так понимаю, прокуратор, что ты сам возглавишь штурм?

– Конечно, – отозвался Сильва.

Отсюда, снизу, путь по настилу до пролома казался совсем коротким, но прокуратор знал, что на самом деле расстояние очень немаленькое. Каждый локоть построенной насыпи стоил ему седых волос – Сенат бы не простил военачальнику поражения и, подходя под стены Мецады, Флавий Сильва мог с уверенностью сказать, что не взятая крепость будет означать проигранную кампанию. Проигранную в общем и целом. Прошлые победы никто не вспомнит, а эта скала, торчащая на берегу Асфальтового озера коренным зубом великана, может поставить крест на его военной и политической карьере. И это не радовало.

Интересно, сколько зелотов сейчас сидит на вершине? Пленные говорили, что их там едва ли не несколько тысяч. Впрочем, не все из этих дикарей умели считать, так что прокуратор не удивился бы, застав на вершине едва ли пару сотен человек. Для обороны столь хитроумно выстроенной крепости численность обороняющихся не имела принципиального значения, хотя, конечно, одолеть несколько сотен врагов всегда проще, чем иметь дело с несколькими тысячами.

Римский гарнизон, который вырезали евреи, захватившие Мецаду в начале войны, едва насчитывал сотню воинов, но взять Иродово гнездо и тогда было почти безнадежным делом. Зелоты, зная об этом, в лоб штурмовать твердыню не стали, а вошли в крепость хитростью, под покровом ночной тьмы, бесшумно сняв часовых на Змеиной тропе. Из всех солдат, находившихся тогда на вершине, уцелел только один, да и тот чудом. Будь римлян не сотня, а больше, не потеряй они бдительность из-за кажущейся неприступности… Люди… Все решают люди! Не проспали бы тогда караульные, и сотня солдат могла дать атакующим достойный отпор, а уж пара тысяч человек, готовых драться до последнего живого, может испортить кровь весьма основательно!

– Я сам поведу легион, – сказал прокуратор. – Передашь мой приказ – штурмует пролом Сокрушительный. Остальные входят следом. Если это понадобится, естественно.

Публий склонил голову в знак признательности.

Это означало, что рядом с Сильвой на правом фланге будет идти он – примипил[23] Десятого легиона.

Идти на приступ вместе с главнокомандующим – большая честь, и она ставила Публия практически на одну ступень с легатом Десятого легиона – отважным и жестоким Траяном. Пусть победители Мецады не будут удостоены триумфа и не пройдут по Форуму, как герои, но тот, кто одолеет последний оплот бунтовщиков Иудеи, вполне может угодить в нынешнее подобие отмененных анналов. А какой воин не мечтает остаться в памяти потомков?