Путь прилива

— Не забывай, — вскинулся Грегорьян, — что ты мне абсолютно не нужен. Мне вполне достаточно общества Пуфа. — Он указал на неподвижную фигуру, сидевшую по другую сторону костра. — Если тебе так уж не терпится умереть, я готов…

— Да нет, это я так, между прочим.

Волшебник расслабился, весь его гнев исчез так же внезапно, как и появился.

— Собственно говоря, это правда. Да, конечно же, всю информацию я получил от Корды. Один из его любимых проектов. Это ж сколько лет он угробил на попытки рассекретить Арарат, на битвы с призраками и ветряными мельницами. Лаокоон, задушенный бюрократической тягомотиной. — Грегорьян откинул голову и громко расхохотался. — А нам с тобой на все это начхать, верно? Ну растратил дурак свою жизнь на дурь — так он дурак и есть. А мою записную книжку ты, конечно, не принес.

— Я забыл ее в чемодане. Во флаере.

— Ладно, ничего. Не очень-то она мне и нужна — так, детские воспоминания. И вообще всем нам нужно уметь расставаться с вещами.

— Я бы хотел задать тебе один вопрос, — осторожно начал чиновник. Грегорьян молча кивнул. — Что ты получил от Земли? Запрещенную технологию? Или вообще ничего?

Грегорьян приставил палец ко лбу, словно обдумывая очень серьезную проблему, а затем широко ухмыльнулся.

— Вообще ничего. Просто хотел, чтобы Корда послал кого-нибудь на мои розыски. Наживка — а он, конечно же, заглотил ее вместе с крючком и поплавком.

— Тогда я, пожалуй, пойду.

Грегорьян коротко хохотнул. Внезапный шквал прижал пламя костра к земле; лицо волшебника исчезло, он превратился в черный силуэт, четко прорисованный на зеленоватом фоне окна. На за пястье угольно-черной руки ярко вспыхнула комета. Затем татуировка сдвинулась с места, доплыла до локтя, потускнела и угасла. Вспыхнул второй знак, третий, они ползли под кожей Грегорьяна, как искорки по остывающей головешке.

— Останься, — покачал головой волшебник. — Нам есть о чем поговорить.

«О чем?» — подумал чиновник, но Грегорьян явно не торопился с ответом.

Город круто спускался к серой, с серебряными пятнами озер, равнине; где-то там, за этой равниной, на самом горизонте невидимо притаился Океан — яростный зверь, изготовившийся к прыжку. Ветер приносил резкие запахи изолиственницы и коричного мирта.

Костер был разложен на одной из верхних террас, в плоском, с выкрошенными краями углублении — в свинячьем, если пользоваться терминологией Грегорьяна, корыте. Как и весь Арарат, терраса носила следы сильной эрозии. Из скругленных стен торчали крюки, назначения темного и непонятного. Все помещения были забиты кораллами и ссохшейся грязью. Из зарослей раковин высовывались растрепанные концы раковин, ребра каких-то морских тварей. Кое-где тускло поблескивали элементы круговой ооороны — адамантиновые плиты, гладкие и незамутненные, словно только что с завода. Эти небеленые заплаты на почтенном рубище древнего города выглядели совершенно дико, резали глаз, но встречались, к счастью, довольно редко.

С местными достопримечательностями чиновник ознакомился в самом начале, прежде чем Грегорьян приковал его к углеродно-волоконной свае. Теперь же в поле зрения была только штабная комната, под завязку забитая припасами, и — с другой стороны — широкий, открытый всем ветрам мир. Сзади на него пялились улицы — спина чиновника ощущала их пустоту и заброшенность так же отчетливо, как жесткий холод сваи.

— Я принимаю твое предложение.

— Какое там еще предложение? — лениво удивился Грегорьян.

— Я хочу стать твоим учеником.

— А-а, вот ты про что. Да нет, у меня и в мыслях такого не было. Я просто хотел придать тебе побольше уверенности, чтобы ты уж точно сюда добрался, — вот и все.

— И все же.

— Ми-лай, да ты и не представляешь себе, что это такое. Я могу отдать тебе любой, абсолютно любой приказ. Ну, скажем, распять на кресте собаку. Или убить незнакомого, ничего тебе не сделавшего человека. А как же иначе изменить твою психику? Я могу даже захотеть, чтобы ты отодрал старину Пуфа. Ну как, справишься? Прямо здесь и сейчас.

Пуф сидел напротив них, спиной к бесконечной равнине. В свете, лившемся из окна, его лицо выглядело опухшим, нездоровым. Тусклые, немигающие глаза лавочника никак не реагировали на разговор, столь непосредственно его касавшийся. Чиновник замялся.

— Если без этого никак — справлюсь.

— Врать бы хоть научился. Нет, ты останешься в кандалах, у этой своей сваи. Останешься до самого прилива. А потом умрешь. Это неизбежно. Снять кандалы могу только я — а я своих решений никогда еще не менял.

На Арарат навалилась полная, ватная тишина. На мгновение чиновнику показалось, что он слышит далекий шепот Океана.

— Послушай, — сказал Грегорьян, — а как ты думаешь — сохранились еще оборотни или нет?

— Так ты же послал своему папаше голову, — поразился чиновник.