— Ты не Бог! — произнёс Сотнич, сдерживая гнев — Только он вправе решать судьбу человечества!
— Я буду преступником, если упущу такой шанс принести добро всему человечеству — ответил Гарев — А что касается того, что только Бог вправе решать за всех, то как знать, может я выразитель божьей воли?
— Мне нет смысла с тобой спорить — мрачно вздохнул Сотнич — Но помни, что благими намерениями выстлана дорога в ад.
Гарев бросил на него яростный взгляд, но ничего не сказал.
— Эх, вот у вас всё высокие какие-то мечты — проворчал Сотнич — Один хочет скрытые способности мозга развить чтоб стать гением, второй мечтает жить тысячу лет, чтоб полюбоваться на прогресс человечества, третий, ни много ни мало, хочет одним словом установить в мире царство рациональности и справедливости. А у меня всё гораздо проще и прозаичнее. В общем, жена заболела тяжёлой формой рака. Я возил её в самые дорогие зарубежные клиники, нанимал самых высококлассных врачей — всё впустую. Дорогие лекарства и даже контрабандные лечебные артефакты из Зоны тоже ничем не помогли. Ей остаётся жить считанные месяцы. Я буквально на стену лез. А потом я узнал про Исполнитель Желаний и решил что это мой последний шанс. Конечно, риск что я до него не дойду, ну да чёрт с этим — я всё равно буду до последнего к нему рваться. Вот так.
Сотнич тяжко вздохнул, мрачно нахмурив брови и снова принявшись созерцать клинок десантного ножа. Вновь повисло молчание, на сей раз оно было гнетущим.
— Дон Кихот, а чего хочешь от Монолита ты? — наконец спросил Вершинин — Разве ты не стремился к нему всё то время что находишься в Зоне?
— Я не знаю, чего я попрошу у Монолита — сказал Дон Кихот, чувствуя что выглядит несколько глупо — Я, честное слово, не знаю. Для меня добраться до Монолита было самоцелью. Но я так и не решил, что буду у него просить. Я, правда, не знаю.
Бросок
Панельные многоэтажки мрачно смотрели мёртвыми глазами оконных проёмов. Во многих окнах, как ни странно, до сих пор уцелели стёкла, несмотря на все деструктивные воздействия за прошедшие десятилетия. Крышу ближайшей девятиэтажки до сих пор украшали огромные буквы "СЛАВА КПСС", появлялось странное чувство, что ты перенёсся в прошлое лет на тридцать назад. На пустынных улицах словно остановилось само время.
— Так вот ты какая, загадочная Припять — задумчиво произнёс Вершинин — Грустное зрелище.
— Да уж — согласился Сотнич — А ведь когда-то был такой красивый город-новострой, чистый, солнечный. Я видел фотки, сделанные до той злополучной аварии — красота. Его специально построили, чтоб жил обслуживающий персонал АЭС. В него кучу денег вбухали, при строительстве кучу новых архитектурных решений применили. И жила тут по сути одна молодёжь, средний возраст жителя Припяти был двадцать семь лет. Новенький город, на чистом месте построенный. Простоял считанные годы, и всё кончилось в тот чёрный день, эх…
Сотнич грустно вздохнул, поправляя ремень автомата, мрачно оглянулся вокруг. По сторонам тянулись панельные пятиэтажки, столь привычный стандарт советской архитектуры. На миг у сталкера даже возникло чувство, что он вновь оказался в своём родном городе, но только на миг — от зданий Припяти веяло безмятежностью могильных склепов.
Дон Кихот вытащил КПК и проведя пальцем по дисплею, запустил электронную карту Припяти, предварительно набрав код для просмотра. Высветилась старая спутниковая фотография, сделанная ещё до катастрофы, но с пометками, которые Дон Кихот сделал на основании сведений Лесоруба и Печника.
"Держись подальше от старого КПП" — наставлял Печник — "Монолитчики на всякий случай держат там небольшой дозор. Проклятые фанатики держат заставы и патрули по окраинам города, но центральная его часть контролируется ими не так плотно. Кроме того, они довольно беспечны — из-за Выжигателя практически никто не добирается до Припяти, а монстров там водится мало, они в основном сконцентрированы в Рыжем лесу".
Дон Кихот убрал КПК и двинулся вдоль пешеходного тротуара, дав знак идти следом. Брошенный город зарастал лесом — газоны и скверы покрывал густой кустарник, прямо у стен зданий тянулись натуральные берёзовые рощи, заросли молодого сосняка. Лес поглощал город. Асфальтовое покрытие трескалось, прорастая бурьяном и молодыми деревцами, растительность бурно пробивалась между бетонных плит тротуаров. Некоторые улицы превратились в натуральные лесные массивы, лишь ряды фонарных столбов и желто-красные телефонные будки напоминали, что здесь раньше был город. Природа пользуясь возможностью отвоёвывала у человека некогда отнятое. Тот тут то там на обочинах громоздились остовы советских легковушек. "Волги", "жигули", "запорожцы" — ржавые кузова, спущенные полусгнившие покрышки. Сравнительно хорошо сохранившийся "москвич-412" висел в полуметре над потрескавшимся асфальтом.