Путь отцов

В 330 г. не было прямой надобности воздвигать Константинополь ради единения восточной и западной Церкви. Церковь едина, связи налажены. Киприан переписывался как с азиатскими, так и с испанскими епископами. Влияние Августина распространилось на всю Церковь. Веком позже в этом единстве была уже психологическая червоточина. В Риме, например, получили письмо Нестория и месяц не могли сыскать переводчика. Золотой век великих вероучителей отдалялся, связи слабели. В проигрыше была и та и другая сторона.

Всякий, кто основательно вчитывается в сочинения Отцов, поражается их идейной насыщенности и человеческой содержательности, а также их разнообразию. Никакой условности, никакого благолепия. В писаниях своих они остаются самими собой, видны нам во плоти и крови. У всех одна вера, но восприятие ее у каждого собственное, личностное. В этом оркестре избранных душ каждый владеет своим инструментом, и с каким мастерством, чувством, индивидуальностью!

Отцы Церкви были прежде всего пастырями. Главное их орудие — речь, проповедь. Это особенно проявилось в творчестве двух изумительных гениев, Оригена и Августина. Пастырскую деятельность ставят превыше всего и на Востоке и на Западе, но понимают ее, пожалуй, не одинаково. Восточные Отцы проникновенны, вдумчивы, патетичны; на Западе преобладает уклон правоведческий, практический, нравственный; особо ценится лаконизм изложения. Греческие богословы делают упор на величие человека, африканские помнят о том, что человек — существо падшее. Одни готовы приравнять человека к Богу, другие развивают учение о воздаянии.

И все же чересчур обобщать не следует. Иоанн Златоуст, грек из греков, — по рождению сириец и, как подобает сирийцу, велеречив и наделен богатым воображением. Каппадокийцы весьма отличны от александрийцев, но именно им ближе всего оказался Ориген, которому они следовали с восторгом и вместе с тем вдумчивостью. Кирилл по влечению души отказался от славы на родине. Учение Августина о предопределении и благодати обрело самых суровых критиков именно в Галлии.

Единство Римской империи облегчало культурные связи, но оно же способствовало распространению арианской ереси. Запад, до поры непричастный богословским распрям, в один прекрасный день весь оказался заражен арианством. Церковь восстала на ересь. Две великие жертвы имперских репрессий — Афанасий и Иларий: муж с Востока стал ревнителем на Западе, а западный священнослужитель причастился сокровищнице греческой мысли. В 364 г. Империя была разделена между Константинополем и Римом. Это разделение защитило Запад от христологических споров и отяготило Церковь. На Востоке никого не волновало пелагианство, даром что Пелагий пребывал в Палестине. Обе части былой Империи предались своим заботам. Единство формально существовало, но расселина ширилась, развитие пошло разными путями.

В христианской Византийской империи интеллектуальные усилия поощрялись. Однако Отцы Церкви отошли в прошлое, началась новая эпоха, провозвестником которой был Кирилл Александрийский. Византизм надвинулся на святоотеческое наследие. Народы Востока надолго оказались вовлеченными в богословские споры. Соборы знаменуют перемирия; затем раздоры усугубляются. В VI в. произошло сокрушительное столкновение с монофизитством (Север Антиохийский (ум. в 518 г.), Леонтий Византийский). Споры решались силой, вопреки всякой индивидуальной аргументации.

Явились два богослова: таинственный Псевдо–Дионисий освоил наследие греческих отцов и стал его проводником на Западе; он напитал средневековое богословие. Веком позже Максим Исповедник (ум. в 662 г.), более всего богослов, однако и пастырь, питомец аристотелевой и платоновской философии, сведенных им воедино под знаком церковных догматов и духовности, еще более отдалил христианство от святоотеческих времен.

Монашество обогащало восточную мысль. Полуграмотные штурмовые отряды Кирилла сменились «учеными» монахами из Сирии и Палестины. Эта среда и породила вышеупомянутого Максима. В том же веке Иоанн Мосх (ум. в 619 г.) сочинил знаменитый «Луг духовный», благоухающий свежестью и схожий с «Цветочками» св. Франциска.

Запад, породив Августина, словно бы истощился. Епископ Гиппонский с еще большей определенностью, нежели Амвросий, свидетельствует о перевороте, вызванном в V веке предощущением всеобщего краха. Кажется, один лишь епископ Миланский, целиком поглощенный борьбой с императором, не сознавал опасности, уже нависшей над всем государством. Запад отошел к варварам. Варварам предалась и Церковь, после скорбного колебания. Язычники, напротив, вплоть до V века яростно сопротивлялись, однако им суждено было исчезнуть вместе с Империей, их время миновало. Впрочем, отголоски языческих нравов дают о себе знать и по сей день.