Путь океана: зов глубин (СИ)

Совсем ребёнок, вот он поскальзывается и разбивает нос во время мытья палубы… …вот наставник тащит за рукав в Инженерный корпус, а он лупит того кулаками, в которых зажаты его нетвёрдые штудии вариантов сочленения для будущей рулевой оси… …вот он с гордостью предъявляет друзьям саднящий подбородок с первой татуировкой после того страшного шторма… …дрожащие руки и непомерный штраф после первой выигранной дуэли… Первый бой и первая команда «расчехляй!»… …знакомство с Венсаном. Без недели капитан первого ранга, высокий, весёлый, храбрый… Никакого снисхождения к младшим, только суровое отношение старшего брата… Собственный юношеский восторг и наивная конкуренция с товарищем… …заразительный смех Венсана над разинутым ртом Витала при первом визите в весёлый дом Мадам Розы… …вот Витал уже самый молодой офицер… …его щенячий восторг от трогательных отношений Венсана и тихой улыбчивой Ирен… Витал тогда ещё поклялся, что обязательно станет так же счастлив, как и они… …вот его первый маршрут в должности капитана-лейтенанта… Селин… Как смешно она тогда злилась, когда он не испугался её, и как долго она приходила в страшных снах… нет… тогда её звали Уна… Селин… Какое счастье, что здесь её нет… Его первая командировка за пределы Лавраза… Серьёзное лицо Венсана, и его «только возвращайся, салага»… Тяжёлая от крови униформа на проклятом Бравелине… Чёртовы награды… чёртовы звания… опиум… демобилизация на гражданские суда…

Тем временем монотонно зачитывались избранные места из дневников пассажиров.

А этим-то что они собираются доказать…

— «Числа семнадцатого. Никак не могу дознаться имени нимфы со второй палубы. Отменная грудь. Всякий раз обзывает „вашблародь“, ретировавшись. Пуглива и мила, хоть и носит причудливые рисунки на лице. Капитан ходит орлом. Чудная выправка. Приписка на полях: На Да-Гуа обучить людей являться ко мне в том же виде. Числа двадцать первого. Вышел в дежурство с капитаном. Интеллигентен, хоть и третьего сословия. Выправил мой метод чтения направлений по звёздам. Я почти перестал утомляться без прислуги. Числа двадцать восьмого. Ах какие события! На нас напали пираты! Кабы ни чин, славный стал бы я мореход!.. Капитан велел готовиться атаковать первыми! Какая авантюра! Утомлён изобилием выпитого и съеденного на пиру в честь победы…»

Они бы ещё в панталоны Антуану влезли… Как стыдно зачитывать чужие дневники… Спасибо, что чинов и имён не указывают.

Витал вздохнул.

Повисла пауза. Мореходы-советники сошлись в группу и негромко переговорили.

— «Числа тридцать первого. В порту какой-то неуклюжий болван побил весь мой фарфор. Капитан — настоящий мужлан. Вспоминаю матушку. Очень тяжело. Профессор, как жаль, что я оставила вас умирать в этой…» — Далее неразборчиво, в силу размытия записи, вероятно от сырости. — Объявил экзекутор и продолжал. — «Числа второго. Шлю проклятья морской болезни. Мутит сутки напролёт. Лекарь заставляет пить какую-то солёную пакость и велит есть лимоны. Отвратительно. Чаю некому поднести. Эта юнга Дафна постоянно где-то пропадает. Видела крысу в каюте. Безобразие. Мореходы ужасно сквернословят и не знают элементарных правил этикета. А самый беспардонный и неучтивый — это их капитан! За что они только его так любят? Заметка на полях: Непременно подать жалобу в их Гильдию! Числа восьмого. Этот Агилар — душный козлище. И ничего более!..»

Ему бы улыбнуться от разливающейся внутри теплоты, но он не выразит вовне ни вздоха. Витал стоял, прямой как струна, и смотрел перед собой. Связанные запястья ныли. Но с каждым её словом, пусть и гадким, легчало.

— «…Числа двадцать девятого. Оказалось, Жан и Жак братья. Удивительно, как тонко они умеют слышать музыку, невзирая на идиотизм обоих. Боцман Красавчик показал, как стрелять из арбалета. Потеряла где-то жемчужную серьгу. Капитан сущий дьявол в бою, однако галантен за столом. А ещё он статный и немного хорош собою… Приснился сегодня в который раз…»…

— Далее нет возможности прочесть, — крякнув, доложил экзекутор. — … «Впереди нас ожидает суша и, поверить не могу! — легендарный остров мореходов! Однако сие обстоятельство нарушает оговорённые сроки прибытия. Придется подчиниться, ибо какими средствами нам плыть до Да-Гуа на сломанном корабле? Как жаль, что чужакам нельзя выходить за пределы карантинной зоны…Что они скрывают на своем острове? Капитан… он такой… даже извинился. Случайно или с намерением? Чернильница всё укатывается. Корабль стал плыть как-то странно из-за поломки. Волнительно…»

Далее и до момента высадки на Малый Орфей зачитывались выдержки из дневника безликой пассажирки, и экзекутор устал, а подсудимый грыз щёки, продолжая прятать улыбку, ведь с каждой новой записью оставалось всё меньше подробностей быта «Крылатого Марлина», и всё больше жизни его обитателей, и всё больше сообщений о его капитане.

Сильнее же всего Витала умиляли запинки палача и его поспешное «неразборчиво» на самых чувствительных моментах размышлений в свидетельских показаниях.

Время перевалило за полдень.

Подогретая едой и выпивкой толпа возобновила нападки.