Путь океана: зов глубин (СИ)

В его картине мира праведное солнце Гильдии Мореходов отворачивалось лишь от наихудших из моряков. И те, если переживали разрыв с дружной морской семьёй, потерявшие доверие Гильдии, страшась смерти, лишённые былой опоры, слабые, ничтожные, уходили в пираты.

Однажды имя Венсана впервые прозвучало после изгнания в связи с пиратством, и пошли первые слухи, Витал честно пытался вообразить, каково это — жизнь в бегах. Но не смог. Никогда такого не мог.

Где-то в груди на мыслях о «праведной Гильдии» и о «ничтожных» Витал вдруг поймал себя на острой боли.

Ведь если идеалы Гильдии были верны, как и весь его путь следования им, тогда какого же дьявола он оказался в этом проклятом трюме⁈..

Воспалённый взгляд обшаривал топорщащиеся лохмотья на месте манжет мундира, на которых когда-то располагались его капитанские знаки отличия.

Он ощупал себя на предмет переломов. Вроде кости целы. Усталость и голод сделали мысли вязкими.

Только бы не потерять нить рассуждения.

Хорошо-хорошо.

Венсан.

Для Витала он всегда был лучшим из людей. Именно таким, каким стремился стать он сам. Тогда в чём же было ничтожество Венсана перед Гильдией Мореходов?.. Тот же вроде тоже всегда делал всё как положено… …пирата Венсана…

Голова разболелась. Но обрывочные мысли червями продолжали пожирать сознание и лишали покоя.

Оказаться в трюме у работорговцев. Какой позор…

Конечно же, Витал, как и все моряки, знал, что некоторые капитаны Лавразской акватории промышляли этим грязным делом. И если пиратство для него, как для морехода, стремившегося безупречно выполнять всякую работу, было чем-то недостойным порядочного моряка, то работорговля стала совершенно неприемлемой деятельностью, несовместимой ни с честью, ни со здравым смыслом.

Да как такое вообще могло быть — торговать свободой, да ещё и чужой!..

Решетка в низком потолке скрипнула. Словно в подтверждение его попыток думать, под свист и сальные шуточки в трюм спустили несколько измученных женщин в рваных платьях. Не поднимая глаз, они на ощупь завязывали друг на друге шнуровки.

И не произносили ни слова.

Витал подскочил, вглядываясь поверх голов пленников в их лица.

Сейчас он ничего не мог сделать даже для себя! Что уж можно было говорить об этих несчастных…

Витал отвёл глаза и протолкался к пустующему пятачку у лежащих тел. Подавленный, он сполз по сырой стене.

Сидя на корточках, он тупо вглядывался в сумрак. Люди казались на одно лицо. Мужчины, женщины, дети. Понурые, скверно одетые, они потрясали безжизненностью и апатией. Некоторые держались за руки, но немедленно отворачивались друг от друга, как только ловили на себе его взгляд. Стало быть, родственники. Работорговцы, помимо известных изуверств по попиранию человеческого достоинства, славились и совершенно патологическим стремлением разлучать семьи.

Внимание привлёк здоровенный темнокожий детина угрожающего вида в самом дальнем углу. Испарина блестела на бритой голове, бугристой от шрамов. С косыми из-за мышц плечами, здоровяк безотрывно смотрел на Витала. Такой переломит хребет и не заметит.

Витал бездумно кивнул тому и вздохнул.

Голова раскалывалась. Да и вчерашние — или когда это случилось? — побои давали о себе знать.

Потолочная решётка снова скрипнула.

Сверху на веревке свесился котел со скверно пахнущей жижей, к которому сейчас же потянулись люди. Жижа явно не отличалась аппетитными качествами. Витал отполз как можно дальше от шевелящейся человеческой массы.

Всё вокруг напоминало дурные видения в опиумной. Кое-как он устроился у мужчины с застывшими глазами и поджал ноги. Положив связанные руки под затылок, он забылся.

Лязг металла о металл над головой выдернул его из дремоты.

Над ним восседал тот великан из угла. Лилово-чёрная кожа блестела, и он то и дело вытирал влажный лоб о плечо.

Виталу сейчас же вспомнились статусные стычки матросов с новичками, и внутри себя он уже было приготовился давать отпор. Вот, допустим, после пары фраз тот захочет его ударить. Только вот куда? Под дых разве что… И руки связаны. Витал на всякий случай сгруппировался. Рёбра болели.

Незнакомец же просто сидел на корточках и флегматично его разглядывал.

— Ты же мореход, — вдруг медленно пробасил верзила и кивнул на татуировки. — За тебя много дадут. Затем и продался что ли? Долги и эти ваши налоги, поэтому?

— Я не… я не раб. — Витал задумался. — Хотя… я уже и сам не понимаю, кто я…

Но всё же привстал и вывернул половчее руки для рукопожатия:

— Витал, бывший капитан и член Гильдии Мореходов. Бывший. С кем имею честь?

Встал и его огромный визави и протянул навстречу деревянные колодки, гремящие пудовой цепью. Рукопожатие вышло крепким:

— Джу.

— Рад знакомству, Джу.

— Ты вежливый. Но надо кушать, Витал.

— Я не голоден.

— А.

Едва ли не волоком Джу подвёл его к котлу с остатками жижи на дне и, до треска вцепившись в обрывки его воротника, медленно и терпеливо стал разъяснять всю важность держать тело в крепости. Возражать сил не оставалось, и Витал сдался. Сам же Джу отошёл подальше и гаркнул надзирателей.

В трюм спустились двое. Под прицелом мушкета колодки с великана сняли, и он поел.