Какой же он идиот… Вполне закономерно, что прекрасная и юная леди со столь яркими талантами, положением и связями, может иметь обязательства перед кем-то из своего окружения. А он, идиот, и не сообразил… Селин принадлежит другому. Раньше подобное обстоятельство не вызвало бы у него ни ревности, ни досады. Но теперь…
Это имя Витал точно где-то слышал! Вот только никак не мог вспомнить, откуда. Вдруг он замер на месте. В памяти всплыли горластые глашатаи, провозглашающие многочисленные указы, объявляющие о малейших — значимых и нет — событиях жизни правящей четы Лавраза…
У него внутри всё оборвалось.
Герцог Фредерик де Сюлли. Ну конечно! Отец Антуана! И… дядя Селин?
Витал уселся на край кровати и мрачно уставился на девушку в своей постели.
Длинные ресницы дрожали, под веками беспокойно двигались зрачки. Обнажённое плечо подергивалось. У шеи виднелись линии отметин, теперь очень похожие на… рабское клеймо?
Тыльная сторона ладони провела по её щеке.
— Что же они с тобой сделали…
Вспомнились её опущенные уголки губ, наметившаяся складка на лбу и стоящие в глазах слёзы во время отплытия из Вердены.
Теперь Виталу совсем иначе увиделся её капризный тон, в котором ничего не звучало, кроме панической обороны ущемлённого достоинства.
— Бедная девочка, — прошептал он.
Заиграла музыка в часах на стене.
То немногое, что осталось в целости после вчерашнего погрома, как выяснилось, устроенного собственноручно.
— Пора!
Она подскочила на постели, сонно сражаясь за одеяло. Селин ошарашенно огляделась. При виде картины с изображением себя и следов погрома в комнате замерла на несколько мгновений. Вроде проснулась…
— Неужели уже пора? Витал, я… Я ведь могу что-то сделать для тебя? Я ведь консул, и читала оба ваши Кодекса! Я могу защищать тебя в суде! Да! Всегда можно всё решить! У меня же есть юридические полномо…
Он порывисто сгреб её в охапку вместе с одеялом. И поцеловал.
— Спасибо. За всё. Но увы, это так не работает здесь, на Малом Орфее. Ты ведь и сама теперь — обвиняемая…
Бедная Селин внезапно горько разрыдалась и уткнулась ему в грудь.
Это и тронуло, и обезоружило.
И убило в Витале всякую надежду.
Какое-то время он просто стоял и гладил её по волосам, собираясь с мыслями. Ощущать собственную беспомощность стало невыносимым.
Он хотел было сказать, что всё случившееся между ними — только магия момента и стечение неведомых обстоятельств. К тому же у них в любом случае не могло быть будущего. Это бы сделало больно им обоим, но многое упростило. Вот только Селин оказалась слишком проницательной, чтобы в такое поверить. Очевидно, что у них сильная и глубокая связь. Истинное положение дел убьёт её. Витал думал только о том, как уберечь её от удара. Он понимал, что на трибунале можно ожидать чего угодно. Даже худшего из исходов.
И с самого начала словно был готов к нему:
— Да ничего мне не будет, что ты! В Инспекции просто ошиблись, с нашей-то бюрократией! — беззаботно проговорил он. — А трибунал — пустая формальность… Звучит угрожающе, а на деле утомят бесконечным чтением показаний и всё. Настоящие проблемы вон — в доках. Только представь: плотники, сущие враги! просра… затупили все пилы! Заказчики же погребут нас под кипами жалоб и штрафов за промедление! Вот это — это по-настоящему важно. Остальное — чепуха. Не тревожься…
Губы Селин дрожали. Неужто он был так неубедителен?
Витал с трудом разобрал нечто вроде «не смогу без тебя», когда увидел в окне за оградой фигуры в чёрном.
Наспех схватив одежду, капитан помог Селин быстро облачиться в бушлат и сапоги. Они сбежали по лестнице на первый этаж, когда раздался стук во входную дверь.
— В левое крыло! Там Адель, она выведет тебя. За меня не тревожься. Плёвое дело, и только. Больше волнений. Правда-правда.
Де Круа всхлипнула, крепко обняла его и помчалась в сторону столовой.
— Я найду тебя, — сказал самому себе Витал. — Сразу. Как только смогу.
Мрачное сомнение заставило на секунду замереть.
За мгновение, как скрыться за поворотом коридора в особняке, Селин в последний раз оглянулась.
Обнаженный по пояс, Витал застыл посреди холла.
Вся ставшая привычной дерзость и ленивая расслабленность вальяжных манер бывалого морехода пропала. Его лицо выражало спокойную, доселе незнакомую, кротость и светилось красотой молчаливого благородства. Притягательностью, что проявляется тем больше, чем сильнее разглядываешь.
Чуть взъерошенные длинные волосы… Обезоруживающая, почти кроткая, и едва уловимая улыбка. Полуодетый, домашний, такой родной…
В провожающем её взгляде читалась нежность и пронзительная печаль. Больше всего на свете сейчас хотелось развернуться и кинуться назад, в его объятия. Но очередной настойчивый стук в дверь заставил вздрогнуть и продолжить путь.
У гостевого дома её ждали.
Те же чёрные мундиры. Те же зигзаги на лицах без выражения.
Они уже вывели Антуана и Брута. Кузен был явно с перепоя и продолжал слишком беспечно для арестованного болтать и глупо хихикать, пока не заметил де Круа.
— Селин, дорогая моя, с тобой всё в порядке? — подняв брови, спросил Антуан, под глазом которого красовался синяк.