Единственной радостью в жизни для Мирослава стал его роман, который потихоньку всё же подходил к финалу. К весне автор уже поставил последнюю точку, но вместе с ней ушла и радость творчества. Роман написан, а сил на что-то новое у Мирослава не осталось. Ведь так происходит со многими настоящими писателями: после долгого труда над произведением наступает затишье, когда выплеснуты все творческие силы, и их невозможно сразу восстановить. Поэтому Мирослав не считал писателями тех, кто умудрялся написать чуть ли не пять романов в год, поскольку с такой скоростью можно писать лишь несерьёзные, развлекательные вещи.
Кроме прочего, терзало Мирослава и одиночество. Однажды он даже написал стих, надеясь, что когда-нибудь встретит свою половинку:
Есть ли призрачный шанс разогреть мою нежность
И почувствовать горенье сердец?
Неужель застилает глаза мне безбрежность,
Та, которой имя «слепец, гордец»?
Да, отвергаю порой позолоту,
Но под ней – та же ржавая чернь,
Ищу крылья, что готовы к полёту,
Не люблю, у кого в душе зверь.
Где же ты, моя милая молния,
Что ударит – и душу зажжёт?
Где мечта, словно яркое полымя?
Нет пока – словно душу под гнёт.
Но я знаю – найду обязательно,
Отыщу вдох неистовой свежести,
И расстелется белою скатертью
Мир моей разгоревшейся нежности!
Иногда то, что написано, сбывается. В мае произошло ещё одно событие, после которого вдохновение вернулось, и появилось желание написать нечто прекрасное.
Гости в село Лазо заглядывали редко, однако иногда всё же останавливались возле живописных уголков, чтобы сфотографироваться или просто погулять на природе. Так уж получилось, что воскресным днём Мирослав неспешно прогуливался вдоль речки Киевка, надеясь, что творческие силы вскоре всё же вернутся. И неожиданно в нескольких метрах от него машина съехала к берегу с дороги, что рассекла таёжный массив неподалёку, и остановилась. Наружу вышла пожилая пара. Они тут же стали фотографироваться на фоне природы. Издалека Мирослав видел, что в салоне машины остался кто-то ещё. В принципе, его не особо интересовало происходящее, до тех пор, пока этот – точнее, эта – «кто-то» не вышла из машины.
Самым примечательным в девушке, явно приходящейся дочерью двум другим, оказались её русые волосы, ниспадающие до пояса, и изящные, но в то же время сильные ступни. Мирослав сразу вспомнил услышанную как-то раз песню группы «Пикник» – «Русы косы, ноги босы».
– Вероника, обуйся, ты же простудишься! – сердито заметил пожилой мужчина, судя по всему – её отец.
– Вот ещё! – со смешком промолвила она. У Вероники оказался приятный, музыкальный голос. – Я закалённая. Вон, к тому же, мужчина тоже не боится простуды, – с этими словами она показала в сторону смутившегося Мирослава. Тот действительно ходил по своей привычке без обуви, ведь на природе, как он считал, нельзя топтать растения грязными ботинками. По сути, только зимой Мирослав ходил не разутым, а в сапогах, и то иногда закалялся, ступая по белоснежному мягкому ковру босиком.